Метафизика как концепция развития. Метафизика движения

В физике Аристотель видит учение бытии материальном и подвижном. Оба эти свойства он сводит к единству, ибо считает, что материальный предмет есть предмет подвижный, а движущееся не может не быть движущимся предметом, т. е. чем-то материальным.

Аристотель развивает специальный анализ понятия о движущемся. Анализ показывает, что в основе понятия о движущемся лежит: понятие о находящемся в движении, или о движущемся. Как это было сделано им при определении числа и вида причин, Аристотель и в своем учении о движении принимает во внимание все добытое по этому вопросу его предшественниками - людьми повседневного опыта и философии. И те, и другие указали, что возможны только четыре вида движения: 1) увеличение и уменьшение; 2) качественное изменение, или превращение; 3) возникновение и уничтожение; 4) движение как перемещение в пространстве.

Подобно тому, как при исследовании видов причин был поставлен вопрос о причинах взаимно сводимых и несводимых, так и при исследовании проблемы движения Аристотель задается вопросом, какой из четырех видов движения - главный, несводимый к остальным. Таково, по Аристотелю, движение в пространстве: именно оно - условие всех остальных видов движения. Например, когда предмет увеличивается, это значит, что к нему приближается и с ним соединяется какое-то другое вещество; преобразуясь, оно становится веществом увеличивающегося предмета. И точно так же, когда предмет уменьшается, это значит, что от этого предмета удаляется, перемещаясь в пространстве, какая-то часть его вещества; преобразуясь, она становится веществом другого предмета. Стало быть, и увеличение, и уменьшение предполагают в качестве необходимого условия перемещение в пространстве.

Но то же самое приходится сказать и относительно превращения, или качественного изменения.

Если в предмете изменяется его качество, то причиной изменения или превращения может быть, по Аристотелю, только соединение изменяющегося предмета с тем предметом, который производит в нем изменение. Но условием соединения может быть только сближение, а сближение означает движение в пространстве.

Наконец, движение в пространстве есть также условие и третьего вида движения - возникновения и уничтожения. Продолжая развивать мысль Эмпедокла и Анаксагора, Аристотель разъясняет, что в точном и строгом смысле слова ни возникновение, ни уничтожение не возможны: "форма" вечна, не может возникать, и точно так же "материя" не возникает и никуда не может исчезнуть. То, что люди неточно называют "возникновением" и "уничтожением", есть лишь изменение, или переход одних определенных свойств в другие. От качественного изменения, или превращения, этот переход отличается только одним: при качественном изменении изменяются и превращаются случайные свойства; напротив, при возникновении и уничтожении превращаются свойства родовые и видовые. Но это и значит, что условием возникновения и уничтожения является движение в пространстве.

Так доказывается, будто основной вид движения - перемещение тел в пространстве, или пространственное движение. Тезис этот доказывается у Аристотеля и другим способом. Из всех видов движения только движение в пространстве, продолжаясь в вечность, может оставаться непрерывным. Но как раз таким и должен быть, по Аристотелю, основной вид движения. Так как первая причина есть бытие вечное и единое, то и движение, источником которого является первопричина, должно быть непрерывным. Но именно это свойство, доказывает Аристотель, не может иметь качественного изменения. Такое изменение всегда есть переход данного качества в иное. В тот момент, когда переход этот произошел, процесс перехода оказывается уже завершенным, т. е. процесс этот прерывается, утрачивает свойство непрерывности. И дело, по Аристотелю, ничуть не меняется оттого, что за одним переходом данного качества в иное качество может последовать переход, в свою очередь, этого нового качества в свое иное или даже может последовать множество таких, все новых, переходов. Всякий новый переход будет и новым процессом, и даже неопределенно долго длящаяся смена качеств остается все же прерывистой, постоянно вновь и вновь прерывающейся сменой отдельных процессов.

Но увеличение и уменьшение, а также возникновение и уничтожение представляют собой, как показано, процессы качественного изменения; каждый из них - "процесс завершенный, и прерывающий начавшееся движение. В то же время в мире обнаруживается существование вечного и непрерывного движения. Так как таким движением не может быть качественное изменение, или превращение, то основным мировым движением может быть только движение в пространстве.

Этим результатом Аристотель не ограничивается. Он исследует само движение в пространстве, выясняет его виды. Этих видов, согласно его анализу, всего три. Движение в пространстве может быть: 1) круговым, 2) прямолинейным и 3) сочетанием движения прямолинейного с круговым. В отношении каждого вида необходимо выяснить, может ли он быть непрерывным.

Так как третий из этих видов движения смешанный, или составленный из кругового и прямолинейного, то решение вопроса о том, может ли он быть непрерывным, Очевидно, зависит от того, могут ли быть непрерывными, каждое в отдельности, движение круговое и прямолинейное.

Из посылок своей космологии, или астрономического учения, Аристотель выводит, что прямолинейное движение не может быть непрерывным. По Аристотелю, мир имеет форму шара, радиус которого - величина конечная. Поэтому если бы основным движением в мире было движение прямолинейное, то такое движение, дойдя до предела мирового целого, необходимо должно было бы прекратиться. Не исключено, разумеется, предположение, что, дойдя до крайнего предела мировой сферы или неба неподвижных звезд, прямолинейное движение могло бы пойти в обратном направлении, затем, по достижении периферии, вновь перейти в обратное и т. д. до бесконечности. Такое движение, конечно, было бы бесконечным, но непрерывным оно все же не было бы: ведь перед каждым новым поворотом старое движение будет заканчиваться, и после поворота будет начинаться уже как новое движение.

Теперь остается исследовать движение круговое. По Аристотелю, это самый совершенный из всех видов движения. Во-первых, круговое движение может быть не только вечным, но и непрерывным. Во-вторых, если некоторое целое движется круговым движением, то, находясь в таком движении, оно одновременно может оставаться и неподвижным. Как раз это имеет место в нашей Вселенной: шаровидная Вселенная движется вечным круговым движением около своего центра. Oднако, несмотря на то, что все части мирового шара, кроме центра, находятся в движении, во все бесконечное время этого движения пространство, занимаемое миром, остается одним и тем же. В-третьих, круговое движение может быть равномерным. Для прямолинейного движения свойство это, согласно физике Аристотеля, невозможно: если движение предмета прямолинейное, то чем более приближается предмет к естественному месту своего движения, тем быстрее становится само его движение. При этом Аристотель ссылается на данные наблюдений, которые показывают, что всякое тело, брошенное кверху, падает на Землю, и притом сначала движение его падения медленное, но затем все убыстряется по мере приближения к Земле.

Учение Аристотеля о движении в пространстве как об основном из четырех видов движения не привело Аристотеля к сближению с атомистическими материалистами. Левкипп и Демокрит, как было показано, полагали, будто в основе всех воспринимаемых нашими чувствами качеств лежат пространственные формы и пространственные конфигурации движущихся в пустоте атомов. Теория эта исключала возможность качественного превращения одних свойств в другие. Она провозглашала эти превращения результатом недостаточной проницательности наших ощущений и чувств, не "доходящих" до созерцания атомов с их единственно объективными различиями по фигуре, по положению в пространстве и по порядку друг относительно друга.

Для Аристотеля это воззрение было неприемлемо. Несмотря на всю роль, какую в космологии Аристотеля играет пространственное движение, физика Аристотеля остается в своей основе не количественной, а качественной. Аристотель утверждает реальность качественных различий и реальность качественного превращения одних физических элементов в другие. В сравнении с атомистами и элеатами Аристотель больше доверяет той картине мира, которую рисуют наши чувства. Наши чувства показывают - и нет основания не доверять им, - что в результате изменения тел в них возникают новые качества, которые не могут порождаться вследствие одного лишь перемещения их частиц в пространстве. Когда, например, нагретая вода превращается в пар, она увеличивается в объеме. Если пар был бы тем же телом, что и вода, то такое превращение было бы невозможно. Кто отрицает возможность качественных превращений, тот не может объяснить повсюду и постоянно наблюдаемого влияния, которое предметы оказывают друг на друга. Одно лишь нахождение в пространстве одних тел вблизи других само по себе не способно объяснить происходящего между ними взаимодействия.

Высказывалась гипотеза, будто предметы пористы, или сквозисты, и будто потоки частиц могут поэтому, направляясь из пор одного тела, проникнуть в поры другого тела. Однако указанное затруднение этой гипотезой не устраняется: в случае гипотезы пор частицы мыслятся только как находящиеся друг подле друга - так же как ранее предполагалось, что взаимодействующие тела также находятся вблизи друг от друга. Невозможность вывести реальный факт взаимодействия из рядоположности тел и частиц в пространстве остается в силе в обоих случаях.

Физическим теориям атомистов и элеатов Аристотель противопоставляет свою, физические основы которой, опираются на его философское учение о возможности и действительности. Так как, по Аристотелю, "материя" - возможность "формы", истинно то, что "материя" есть "форма". В самой природе "материи" коренится возможность принять форму, стать формой, измениться в форму. Изменение - не результат внешнего положения тел (или их частиц) в пространстве. Для взаимодействия предметов друг с другом достаточно того, чтобы, входя в один и тот же общий для них род, предметы эти отличались друг от друга лишь видовыми признаками.

От теории движения Аристотеля - естественный переход к его учению о физических элементах: понятие движения требует уяснить также и понятие о том, что движется, т. е. об элементах движения.

Вопрос об элементах движения был поставлен в греческой философии до Аристотеля. Атомистические материалисты, а также Платон, который в своей физике был тоже атомистом, но идеалистическим, полагали, что в основе своей движущиеся физические элементы - формы различных фигур и различной величины. Атомисты считали свои формы телесными, Платон - бестелесными. Но все они сводили элементы к бытию с количественной, а не качественной характеристикой.

Напротив, физика Анаксагора и Эмпедокла, при всех *различиях между ними, признает, что элементы движения качественные. Так, частицы ("семена") Анаксагора - носители каждая в отдельности всех без исключения существующих в природе качеств. Элементы ("корни всех вещей") Эмпедокла - качественные.

Аристотель также разработал свою физику элементов как физику качественную. Разработал он ее в полемике и против Платона, и против атомистов.

А.С.Пушкин

Вечность – предположенье –
Есть набиранье сил
Для остановки движенья
В круговращенье светил.

Давид Самойлов

Речка движется и не движется…

Одной из вещей, которые описывает физика, является движение,
и мы не можем постигнуть движения без времени.

Ли Смолин

I. Физика о движении и покое

Физика, как все мы знаем, изучает неживую природу. Для физики понятие движения очень и очень важно. Вся механика – это движение. Вся наша жизнь – это движение. Движение – это связь пространства со временем.

Двигаются люди, двигаются нелюди, движутся автомобили, движутся суда, движутся самолёты и ракеты, движутся планеты и Солнце, и, как оказалось, «неподвижные» звёзды и созвездия тоже движутся. Если люди и нелюди иногда отдыхают, если средства транспорта порой покоятся, то небесные тела движутся постоянно. Хотя так считали не всегда и не для всех небесных тел.

Астрономы Древнего Шумера, Вавилона, Египта, Китая, Индии, цивилизаций инков и майя пытались вычислить движения Солнца, Луны, планет, составляли свои календари, звёздные каталоги, предсказывали солнечные и лунные затмения, отмечали небесные «знамения». Как общее правило считалось, что Земля покоится, а небо движется. Мол, если бы это было не так, «то камни и деревья упали бы с Земли…»

Величайшие астрономы древнего мира – Аристотель и Птолемей – исходили из геоцентрической системы, в которой Земля, Гея, не только находится в центре мира, но и покоится. Вращающиеся «небесные сферы» Аристотеля и Птолемея включали в себя звёзды, которые были намертво прикреплены к этим сферам. Солнце, Луна и 5 известных тогда планет тоже являлись частями вращающихся небесных сфер. А Земля покоилась в центре мира, ибо природа её, как считал Аристотель, заключалась не в движении по кругам, а в стремлении к центру.

Но не менее важен для механики и астрономии оказался и покой. Первая научная революция связанна с именами Коперника, Галилея и Ньютона. Знаменитая революционная работа Николая Коперника 1543 года называлась «О вращении небесных сфер». В ней уже не Солнце вращалось вокруг Земли, а наоборот, Земля вокруг Солнца. Это была революция! Революция в мировоззрении, революция в астрономии.

На основе этой революции зародилась революция в классической механике в виде законов Ньютона. Первый закон Ньютона – закон инерции – это самый яркий пример первой научной революции и первого Великого Объединения – объединение покоя и равномерного прямолинейного движения. Между равномерным и прямолинейным движением, с одной стороны, и покоем, с другой, был поставлен знак равенства.

«В шестнадцатом столетии на столе было два очень отличающихся предложения по объединению. Это была старая теория Аристотеля и Птолемея, в соответствии с которой планеты были объединены с Солнцем и Луной как части небесных сфер. Но было и новое предложение Коперника, который объединил планеты с Землей. Каждый подход имел великие последствия для науки. Но, по большей части, только один мог бы быть верным.

Мы можем видеть здесь цену выбора ложного объединения. Если Земля является центром вселенной, это имеет потрясающие последствия для нашего понимания движения. В небе планеты изменяют направление, поскольку они прикреплены к кругам, чья природа заключается в вечном вращении. Этого никогда не происходит с вещами на Земле: все, что мы толкнем или бросим, быстро приходит в покой. Это естественное состояние вещей, которые не прикреплены к космическим кругам. Таким образом, во вселенной Птолемея и Аристотеля имеется большое отличие между понятиями быть в движении и быть в покое.

…Если Земля является планетой, тогда она и все на ней находится в непрерывном движении. Как это может быть? Это нарушало закон Аристотеля, что все, что не находится на небесных кругах, должно приходить в покой. Это также нарушало опыт, по которому, если Земля движется, то как мы можем не ощущать этого?

Ответ на эту загадку был величайшим среди всех объединением в науке: объединением движения и покоя. Оно было предложено Галилеем и выражено в первом законе движения Ньютона, а также названо принципом инерции: Тело в покое или в равномерном движении остается в этом состоянии покоя или равномерного движения, пока оно не возмущается силами.

Под равномерным движением Ньютон понимал движение с постоянной скоростью в одном направлении. Быть в покое становится только частным случаем равномерного движения – это просто движение с нулевой скоростью.

Как это может быть, что нет различия между движением и покоем? Главное тут осознать, что факт, двигается тело или нет, не имеет абсолютного смысла. Движение определяется только по отношению к наблюдателю, который сам может двигаться или нет. Если вы двигаетесь за мной с неизменным темпом, то чашка кофе, которую я воспринимаю покоящейся на моем столе, двигается относительно вас».

А следующая величайшая научная революция также связана с движением и покоем, но уже не для механики, а для электродинамики. Задумался один шестнадцатилетний подросток над тем, как будет выглядеть свет, если его попытаться догнать – покоящимся электромагнитным полем или нет – и вывел 10 лет спустя свою знаменитую теорию относительности и новый принцип относительности. Подростка звали Альберт Эйнштейн:

«Такой принцип я получил после десяти лет размышлений из парадокса, на который я натолкнулся уже в 16 лет. Парадокс заключается в следующем. Если бы я стал двигаться вслед за лучом света со скоростью с (скорость света в пустоте), то я должен был бы воспринимать такой луч света как покоящееся, переменное в пространстве электромагнитное поле. Но ничего подобного не существует; это видно, как на основании опыта, так и из уравнений Максвелла».

Казалось бы, добавил Эйнштейн всего одно слово в принцип относительности Галилея, но это слово перевернуло все представления о мире. Это волшебное Слово – «электродинамика». Это магическое словечко входило и в знаменитую работу Эйнштейна 1905 года «К электродинамике движущихся тел».

Если принцип относительности Галилея-Ньютона гласил, что все механические процессы в инерциальных системах отсчёта протекают одинаково, независимо от того, неподвижна ли система или она находится в состоянии равномерного и прямолинейного движения, то Эйнштейн к слову «механические» добавил и «электродинамические». И это была революция! Это было новое Великое Объединение!

Для того чтобы объединить механические, электродинамические и оптические явления в новом законе относительности пришлось полностью пересмотреть все представления о пространстве, времени, пределах скорости. Ранее казавшиеся абсолютными и существующими сами по себе пространство и время объединились в единый и неразделимый континуум. В нём пространство может переходить во время и наоборот. Вопреки Ньютону скорость света стала Абсолютом, преодолеть который не в силах ни одно материальное тело, ни одно взаимодействие, ни один информационный сигнал. Сколько ни гонись за светом – никогда не догонишь. Даже если будешь двигаться лишь на 1 метр в секунду медленнее, чем луч скорости света, который ты пытаешься догнать, тебе будет казаться, что этот луч света убегает от тебя со своей обычной скоростью – 299 792 458 м/сек. А ну-ка – догони!

II. Метафизика Древней Греции о движении и покое

Если физика направлена на принципиальное объединение всех и вся: движения и покоя, всех видов взаимодей-ствий, всех видов частиц, то метафизика, как оказалось, наоборот, порой стремилась кое-где всеми правдами и неправдами разграничить миры движения и покоя. Потому и «мета»-физика, то есть «после»-физики, после природы. Стремилась и стремится метафизика понять самые глубинные, надприродные законы мира, в котором законы физики, законы природы могут выступать лишь как частный случай непостижимого Целого. Вот что такое метафизика:

«Эта наука занимается исследованием высших причин, или исследованием сущего как такового, т. е. того вечного, бестелесного и неподвижного начала, которое есть причина всякого движения и развития в мире; поэтому она - самая обширная и ценная из всех наук. Точнее содержание её распределяется по трём основным вопросам: об отношении между единичным и общим, об отношении между формой и материей, и об отношении между движущим и движимым».

И началось это разграничение давным-давно, задолго не только до Эйнштейна, но и до Ньютона с Галилеем. Началось в Древней Греции. Началось с любителей мудрости – философов, которым не давали покоя понятия «движение» и «покой». Неугомонные были люди.

Среди таких «неугомонов» выделялись, с одной стороны, Гераклит по прозвищу «Тёмный» (мол, изложение его было весьма тёмным и туманным) и, с другой стороны, Парменид и Зенон Элейский.

Гераклит родился и жил в Малой Азии, на территории современной Турции, в городе Эфес, который сейчас ассоциируется не с именем великого мыслителя, а с известной маркой одноимённого пива. Гераклиту принадлежит знаменитое выражение: «Всё течёт, всё изменяется». (Любители пивка несколько переиначили его: «Всё течёт, и всё из меня».) Сутью его философии является движение. Всё в мире существует в движении.

Философские оппоненты Гераклита – Парменид и Зенон – проживали примерно в одно время с Гераклитом на юге Италии. Они разрабатывали учение о бытии. Знаменитая фраза Гамлета, принца датского, «быть или не быть – вот в чём вопрос» тянется именно от Парменида, произнёсшего почти двумя тысячелетиями ранее:

«Быть или вовсе не быть – вот в чём разрешенье вопроса».

Наряду с учением о бытии Парменид с Зеноном разрабатывали парадоксальное учение о неподвижности мира. Оно было тесно связано с учением о бытии. Согласно Пармениду, существует только бытие. Небытия не существует, поскольку то, чего нет, нельзя помыслить и выразить в языке. Как только мы начинаем думать о небытии и выражать его словами оно, согласно Пармениду, превращается в бытие. У Парменида, как можно заметить, весь мир, бытие, существует в сознании. В сознании есть только бытие.

Но раз небытия нет, развивал свою мысль Парменид, то нет и движения, понимаемого как переход от бытия к небытию. Мир существует в вечном покое. Нет никакого движения. Нет диалектического течения Гераклита. Нет изменения. Нет развития. Есть метафизика покоя, диаметрально противоположная диалектике. Мир – покоящееся единое Целое, в котором нет никакой разницы между его составными частями: ни большой, ни малой.

Вопреки вполне очевидной философии Гераклита появилась вовсе не очевидная, больше упирающая не на органы зрения, а на ум, разум, высшую мудрость, философия Парменида. Мир есть покоящееся Целое, считал главный теоретик элейской школы. За это досталось ему немало насмешек от его оппонентов, одну из которых зарифмовал великий русский поэт:

Движения нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не смог он возразить.

Только вот забыл «ходок» одну маленькую деталь – движется часть Целого внутри этого Целого. А само Целое?

Да и с частями Целого какие-то непоняточки получаются, если присмотреться да призадуматься повнима-тельней. На это и обратил внимание знаменитый ученик Парменида – Зенон Элейский (просьба не путать с Зеноном из Китиона, что на Кипре, основателем школы стоиков).

В своей апории «Летящая стрела» Зенон обратил внимание, что в каждый элементарный момент времени летящая стрела покоится. А если так, то никакого движения нет, не правда ли, о свободные греки? Таким вот макаром оказалось, что в Греции всё есть, кроме движения. «Бредятина!», – скажете вы?

А ведь действительно, снимите полёт стрелы на киноплёнку, прокрутите её на кинопроекторе – стрела движется. Взгляните на каждый кадр плёнки – стрела покоится. Откуда в таком случае берётся движение?

Из оригинальной попытки разрешения этого очевидного парадокса и родились две великие древнегреческие философские школы: линия Демокрита и линия Платона. Или, соответственно, материализм и идеализм (с приставкой «объективный»).

Демокрит дал западному миру учение об атомах, мельчайших частицах бытия («атом» по-гречески означает «нерассекаемое», «неразрезаемое»). Это учение выдавало оригинальное решение парадокса между непрерывным движением мира у Гераклита и вечным покоем бытия у Парменида. Согласно Демокриту, есть предел любого деления в виде атома. Внутри атома никакое движение и изменение невозможно, зато сами атомы находятся в постоянном движении. Сцепляясь между собой, они образуют самые разнообразные вещи и предметы. Мир текуч и динамичен как движение атомов, и одновременно он неподвижен как бытие самих неизменных и застывших атомов.

Вторая школа соотносится с именем могучего умом и телом Платона. Послушав дозволенные речи своего великого учителя, попутешествовав по Египту, Южной Италии, Сицилии, послужив у тиранов, попреподавав в Академии, поборясь с противниками на спортивных аренах и в словесных поединках, широкоплечий Аристокл (он же Платон) вывел свою концепцию бытия и небытия. Она запечатлена в знаменитых диалогах Платона.

Бытие есть не то, что зримо оком, например, атомы. Атомы – это как раз небытие, или, точнее говоря, становление. А истинно сущее, бытие – это некие незримые, сверхчувственные, идеальные сущности. Платон называл их «идеями» или «эйдосами». Сверхчувственное бытие неподвижно, зато зримый мир небытия, становления существует в вечном движении. Одновременно сосуществуют 2 мира: мир покоя и мир движения.

Обе линии оказали колоссальное воздействие и на философию, и на науку. Вершиной философского развития «линии Демокрита» послужил диалектический и исторический материализм Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. В XVII и XVIII веках химики обнаружили, что вещество имеет некий предел расщепления химическими методами. О как! К началу ХХ века представления об атомах как мельчайших частицах вещества стали общепринятыми, хотя такой великий физик как Эрнст Мах до конца дней не верил в реальность атомов: «А вы видели хоть один?» Но, как вскоре оказалось, атом – не мельчайшая частица вещества. Есть ещё субатомный мир, который живёт по своим парадоксальным законам, законам квантовой механики.

Материализму, линии Демокрита, противостоит идеализм, линия Платона. По словам знаменитого британского математика и философа Альфреда Уайтхеда:

«Вся история западной философии, начи­ная с Древней Греции, является всего лишь "комментарием к Плато­ну"».

Платоновский гений, парадоксов друг, оказал влияние не только на своего великого ученика Аристотеля, который несколько самонадеянно в дальнейшем произнёс знаменитую фразу: «Платон мне друг, но истина дороже», но и на неоплатоников, включая Плотина, и на Канта, и на Шопенгауэра, и на Гегеля. А в последнее время, как мы выяснили, начал оказывать своё влияние и на «еретиков» из мира науки в лице, например, астрофизика и космолога Александра Виленкина.

III. Мы пойдём другим путём

Но есть и третий путь разрешения парадокса между движением и покоем. Существует сколь логичное, столь и непривычное разрешение парадокса Зенона «Летящая стрела».

В своё время великий ученик Платона Аристотель выдвинул весьма оригинальную идею: «стрелу в полёте подталкивает воздух». Якобы он расступается перед ней, а затем смыкается за ней, выдавливая её вперёд. Однако, как впоследствии оказалось, воздух не подталкивает, а, наоборот, тормозит стрелу. В физике это называется силой трения.

Сейчас же можно выдвинуть не менее оригинальную, но гораздо более правдоподобную идею: стрелу в полёте подталкивает Физическое Время. Как движение летящей стрелы в кино появляется в результате работы мотора кинопроектора, запускающего в движение киноплёнку, так и Хрономотор запускает в действие всю космическую информационную киноплёнку бытия, порождая при этом коаны, загадки и парадоксы космического кино. На место кинопроектора приходит Хронопроектор, основанный на активных свойствах Физического Времени – основного столпа мироздания наряду с Информацией. Информация и Время первичны и вечны, материя – вторична и преходяща.

В отличие от привычной материалистической картины мира, где время пассивно, в идеалистической модели под названием «Хрономотор» Физическое Время активно. Во вселенском голографическом Хронопроекторе Физическое Время запускает блокбастер космического информационного бытия, сколь реальный, столь и иллюзорный.

Хронопроектор движет своей могучей силушкой инертную информацию, порождая 4-D иллюзию движения материи. Стрелы времени вылетают на «небе» и на «земле», в двух основных кинозалах гигантского космического кинотеатра «Космос».

«Земная» стрела Времени движет «летящую стрелу» Зенона, а заодно и весь остальной мир, включая людей, нелюдей, автомобили, суда, самолёты, ракеты, планеты, Солнце, звёзды и созвездия. Как сказал Вильям наш, понимаете ли, Шекспир:

Весь мир – театр.
В нём женщины, мужчины – все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.

Сама летящая стрела, состоящая из битов информации, каждый элементарный момент времени покоится, зато движется вперёд стрела времени, да не одна, а целых три: термодинамическая, космологическая и психологическая. Движение обеспечивает Бесконечное Время, которое и служит космическим суперпроектором, движущим информационную киноплёнку.

Каждый элементарный кадр этого космического Хронопроектора состоит из битов информации. Каждый миг движения насыщен энергией. Увлекаемая энергией Времени, говорящего «Это энергичный танец», информация пускается в пляс, превращаясь в материю. Танцуют все!

IV. Глобальное время формодинамики, или размер не имеет значения

В этой Hi-Tech модели в отличие от локального времечка Эйнштейна появляется некое глобальное время, что, кажется, нарушает теорию относительности с её относительностью одновременности и парадоксом близнецов. Но, как отмечает Ли Смолин, это только кажется:

«Заметим, что здесь не требуется отказ от теории относительности в целом. Для этого достаточно ее переформулировать. Главным для разрешения этого конфликта является более глубокое понимание ОТО и новой концепции реальности времени.

Понятие глобального времени подразумевает присутствие во Вселенной некоторого количества наблюдателей с часами. Это означает существование выделенной системы покоя, напоминающей состояние покоя у Аристотеля или эфир в физике XIX века. И то, и другое Эйнштейн разрушил своей СТО. До Эйнштейна эфир был необходим, поскольку световые волны нуждались в среде распространения. Принцип относительности одновременности подразумевает, что эфира нет, как нет и состояния покоя».

То, что разрушил Эйнштейн, а именно – «существование выделенной системы покоя», вновь возрождается из пепла в новой теории, названной авторами формодинамикой:

«Оказывается, ОТО можно элегантно переформулировать как теорию, в которой присутствует понятие выделенного времени.

… Эта теория называется формодинамикой. Ее главный принцип: все реальное в физике связано с формой объектов, и все реальные изменения – это просто изменения форм. Размер, в сущности, не имеет значения, и то, что объекты кажутся нам имеющими размер – лишь иллюзия».

Размер не имеет значения! Имеет значение форма объекта и ход времени, который, в отличие от ОТО, становится универсальным и постоянным:

«не стоит сравнивать размеры объектов, удалённых один от другого. Можно сравнить их форму, потому что она произвольно не изменяется. Единственным исключением из относительности размеров является вся Вселенная, объём которой зафиксирован. Это непросто объяснить. Если вы сжали все предметы в одном месте, то в другом, чтобы скомпенсировать сжатие, всё настолько же увеличится, и общий объём Вселенной останется прежним.

Хотя формодинамика и радикальна по отношению к размерам, в отношении времени она занимает консервативную позицию: ход времени одинаков во всей Вселенной, и вы не можете изменить его. В ОТО, напротив, размеры объектов остаются неизменными при их перемещении в пространстве, так что имеет смысл сравнивать размеры удалённых друг от друга предметов. При этом в ОТО скорость хода времени относительна».

В формодинамике Джулиана Барбура «ход времени одинаков во всей Вселенной». И в причинной механике Н.А.Козырева ход времени – константа, такая же константа, как и скорость света в вакууме.

«Словом, в ОТО размер универсален, а время относительно, а в формодинамике наоборот. Примечательно, что эти две теории эквивалентны друг другу, потому что вы можете (с помощью некоего математического приёма, о котором нет нужды здесь рассказывать) заменить относительность времени на относительность размеров. Можно описать историю Вселенной двумя способами: на языке ОТО и формодинамики.

Когда история описывается на языке ОТО, определение времени произвольно. Время относительно, и нет смысла говорить о времени в удалённых областях Вселенной. Но когда история описана на языке формодинамики, универсальным понятием является время. Ценой, которую вы платите за это, является размер, который в этом описании становится относительным, и лишается смысла сравнение размеров объектов, разделённых большим расстоянием.

Как и дилемма “волна – частица” в квантовой теории, это пример дуальности: два описания одного и того же феномена используют два подхода, каждый из которых завершен, но не совместим с другим.

Как я отмечал, лишь один количественный параметр [в формодинамике] не разрешается изменять, когда вы растягиваете или сжимаете шкалу: объём Вселенной. Это придаёт понятию полного объёма Вселенной универсальный смысл и может быть принято за универсальные физические часы. Время вернулось».

V. «Универсальные физические часы»

Время вернулось в виде «полного объёма Вселенной», играющего роль «универсальных физических часов». А вместе с ним вернулась и выделенная система покоя, уничтоженная, казалось бы, специальной теорий относительности Эйнштейна. O tempora! О Хронос!

В формодинамике независимого физика Джулиана Барбура универсальные физические часы появляются в виде объёма ВСЕЙ Вселенной. Однако в этой картине мира время пассивно. «Время – это то, что показывают часы», – как говаривал Эйнштейн.

В причинной механике Время активно. Это Физическое Время Козырева, а не геометрическое время Эйнштейна. «Универсальные физические часы» Барбура в виде объёма всей Вселенной, мельчайшей единицей, ценой деления которых которых, согласно Ли Смолину, служит квант времени, превращаются в активную творческую силу Козырева. Эта сила и творит весь мир, включая пространство и материю. Время становится Творцом Мира:

«Текущее время – это процесс! Процесс создания миров с их пространствами и материей, начиная с мира Галактики и заканчивая миром атомов или молекул. Пока существует течение времени, существует и реальность бытия. Нет времени – нет бытия. Поэтому время в «прошлом» можно считать застывшим временем, т.к. оно уже преобразовалось, трансформировалось и превратилось в застывшую «мёртвую» материю с окружающим его пространством».

Как говаривал Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый и последний Президент СССР, лауреат Нобелевской премии мира М.С.Горбачёв: «Процесс пошёл!»

VI. По ту сторону скорости света, или умом Брахмана не понять

В модели Рины Светловой «волны времени следуют из будущего в прошлое, проходя через настоящее». В нашей модели Бесконечного Времени «процесс создания миров» происходит в двух диаметрально противоположных мирах с различным направлением хода Физического Времени: в мире нелокального информационного бытия и в мире материального и пространственного становления. В первом, «небесном» мире истинного бытия, мире сверхсветового Зазеркалья, мире Реверса Времени «волны времени следуют из будущего в прошлое» в полном соответствии с моделью Рины Светловой. Во втором, «земном», мирке становления стрелы времени – термодинамическая, космологическая, психологическая – летят из прошлого в будущее.

В этой неоплатонической модели Бесконечного Времени не только в «земном», но и в ином, «небесном» кинозале тоже идёт «вечный бой, покой нам только снится». И в мире информационных «идей» покоя нет, есть движение. Хотя движение это кардинально отличается от «земного» механистического движения. Судя по всему, на «небесах» и пространства-то как такого нет, есть нелокальное Единое. А какое движение без арены движения – пространства? Да и время, похоже, там тоже нелокально: в нём вечность от Альфы до Омеги умещается в одном мгновении. То есть основные категории мира – пространство и время – диаметрально отличаются от «земных».

Увидеть оком космическое кино в «небесном» кинозале решительно невозможно. Рационально представить ограниченным человеческим умишком это нереально. Разум пасует и сдаётся. Не приспособлен под это наш ум-разум, запрограммированный нашими априорными мозговыми голографическими очками на познание мира в «цветах» пространства и времени. Эти радужные очки не на глазах, они в мозгу:

«По Канту, существуют две априорные, доопытные формы чувственности - пространство и время. Пространство систематизирует внешние ощущения, время - внутренние. Бертран Рассел следующим образом поясняет мысль Канта: если вы носите синие очки, всё представляется вам в синем свете: подобно этому человек, по Канту, смотрит на мир через особые, пространственные очки и видит всё в пространственных отношениях».

Эти мозговые «очки» дают человеку возможность увидеть «Платонову пещеру теней», в которой человек, свободный человек, не раб, становится пленником этой пещеры теней, рабом своего невежества. Он видит лишь отблески, гуляющие «тени» от истинного «небесного» света на пространственно-временных «стенах» континуума. И это иллюзорное представление, эту голографическую Майю он принимает за истинную реальность.

Истинной же реальностью является информационный Брахман*, нелокальное Единое, находящееся по ту сторону энергетического барьера, равного скорости света. И у Платона, и у древних индийцев человек предстаёт пленником, закованным в узы неведения. И, как это ни странно, кандалами служат человеческие органы чувств и человеческая гордость – разум. Для того чтобы добиться Высшего Освобождения необходимо преодолеть ограничения, налагаемые и органами чувств, и человеческим разумом, необходимо сбросить «порождаемые разумом кандалы» (выражение Уильяма Блейка). Буддисты называют эти кандалы Авидья (незнание, неведение).

Внутренне свободная личность порой предпочитает «в царство свободы дорогу» прокладывать не грудью, не булыжником и не винтовкой. Путь из пожизненной каторги в релятивистском королевстве кривых зеркал и платоновской пещере теней, из темницы незнания, из оков порабощения собственным невежеством лежит через освобождение собственного сознания. Закованное в «железо» невежества в кощеевом царстве тьмы, порабощённое сознание путём длительного напряжённого труда, путём многолетней упорной работы над собой способно «перепилить» свои чародейские кандалы и обрести свободу. Как сказал великий русский поэт:

Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут - и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.

Именно этому учит великая философская мудрость Древней Индии. В буддизме благородный срединный восьмеричный путь к Высшему Освобождению ведёт в нирвану. О нём повествует заключительная глава первой части.

Ли Смолин, «Неприятности с физикой»
. А.Эйнштейн, Сборник «Мир и физика», М., Тайдекс Ко, 2003, стр. 32
. Эдуард Целлер, «Очерк истории греческой философии», глава «Метафизика Аристотеля»
. Ли Смолин, «Возвращение времени»
. Рина Светлова, «Голографическая модель Вселенной», Светлова Рина, http://merkab.narod.ru/
. А.В.Гулыга, ЖЗЛ, «Кант», Глава 3
. Голографическая Майя.

Итак, движение само по себе противоречиво. Оно включает в себя моменты изменчивости и устойчивости, прерывности и непрерывности. Возникает проблема возможности описания данной противоречивости на языке логики. Или, иначе говоря, проблема того, как описать диалектическую противоречивость объекта формально непротиворечивым образом. Рассуждая о движении или других явления бытия, мы должны это осуществлять на языке понятий, то есть строить некоторый концептуальный каркас, который заведомо будет значительным огрублением реального положения дел. Последнее позволяет нам рассуждать непротиворечиво, исходя из правил традиционной логики, но одновременно возникает проблема как совместить онтологическую противоречивость (противоречия мира как такового) и мыслительную непротиворечивость. Или, другими словами, как логически непротиворечиво отобразить диалектику движения, диалектику мира в целом.

Действительно, для того, чтобы нечто познать мы необходимо должны огрубить те реальные процессы, которые есть в мире. Следовательно, для того, чтобы познать движение мы неизбежно должны его приостановить, предметно проинтерпретировать. И здесь возникает возможность абсолютизации заведомо огрубленного понимания и его экстраполяции на движение в целом, что часто и лежит в основе различного рода метафизических истолкований (в смысле противоположности истолкованию диалектическому, целостному).

Именно таким образом и возникает метафизическая концепция движения, которая, во-первых, основана на абсолютизации одной из противоположных сторон движения, и, во-вторых, сводит движение к одной из его форм. Сущность движения чаще всего сводится к механическому перемещению. Механическое перемещение можно описать только путем фиксации данного тела в определенном месте в некоторый момент времени. То есть проблема движения сводится к описанию более фундаментальных структур бытия – пространству и времени. А пространство и время можно представить двояким образом, что и было сделано ионийской и элеатской школами в античности.

Либо необходимо признать существование «неделимых» пространства и времени, либо, напротив, признать их бесконечную делимость. Либо признать относительность всех пространственно-временных характеристик при абсолютности самого факта движения тел, либо, как это позже сделал Ньютон, ввести понятие перемещения тела из одной точки абсолютного пространства в другое. То есть ввести дополнительные категории абсолютного пространства и времени, внутри которых реализуются конкретные виды движения. При этом каждая из противоположных позиций внутри себя окажется противоречивой.

Зенон гениально ухватил данную проблему, показав «что если при описании движения исходить из той или другой точки зрения на структуру пространства и времени, то все равно непротиворечивого описания движения не получится, а, стало быть, рациональное отображение движения будет невозможным». Иначе говоря, в основе данных точек зрения лежат совершенно разные гносеологические допущения. Но отображаемое в наших мыслях движение (как и все остальное) не есть буквальная копия реальных процессов, реального движения. Оно вообще является внешним процессом и не зависит от наших мыслей.

Следовательно, указанная противоречивость есть свойство определенной слабости нашего мышления, вынужденного для построения теоретической концепции вводить те или иные гносеологические допущения, которые могут значительно «огрубить» реальность. И не просто вводить односторонние теоретические “огрубления”, но абсолютизировать их и отождествлять с реальностью как таковой. Поэтому Аристотель, одновременно просто и гениально отмечает, что зеноновские апории разрешаются очень просто, достаточно перейти границу. Границу мыслимых расчленений и схематизаций пространства и времени, которых в самой реальности нет.

Здесь кроется источник всех метафизик в негативном смысле, когда реальность односторонне и рассудочно препарируется, а потом эти односторонние концептуальные схемы отождествляются с бесконечно богатым и диалектическим объектом. В результате метафизической (в смысле своей недиалектичности) мысли свойственно жестко противопоставлять идеализированные описания, которые должны быть диалектически синтезированы, или же, напротив, четко и последовательно разведены. Мощь рациональной мысли обнаруживает здесь свою косность и слабость. Желание мыслить строго и непротиворечиво, напротив, оборачивается неспособностью разрешать подлинные и устранять мнимые логические противоречия.

С этих философских позиций и некоторые зеноновские апории (сознательно или нет - это отдельный историко-философский вопрос) формулируются на принципе смешения разных типов идеализаций. Поэтому вместо черепахи и Ахиллеса необходимо говорить о соответствующих математических точках, которые обозначаются именами «Ахиллес» и «Черепаха», не обладающими реальными свойствами данных объектов. Иначе говоря, нельзя обосновать некое положение, если изначальные понятия внутри его строится на разных гносеологических допущения, в частности, смешиваются эмпирические (реальные) объекты (Ахиллес и Черепаха), а пространство трактуется математически. Соответственно, в данном случае мы сталкиваемся с противоречием в разных отношениях, возникшем вследствие недостаточно гибкой гносеологической рефлексии. Что же касается апории стрела, то здесь необходимо видеть глубочайшее диалектическое единство движения и покоя, прерывности и непрерывности пространства.

В целом же, метафизическое представление о движении, сводящее его к одному из видов движения (механическому), и абсолютизирующее какой-то один из ракурсов его видения, было исторически оправдано, хотя и значительно упрощало его понимание. Диалектика как противоположный способ рационально-понятийного освоения бытия основывается на ином понимании познания. Последнее рассматривается как сложный процесс, в котором субъект познания (человек) и объект познания находятся в особых взаимоотношениях. Субъект познания обладает творческой активностью, поэтому он не только и не просто созерцает мир (хотя и такой вариант отношения к миру возможен), но выступает как некая активная сторона данного процесса, избирательно относящаяся к миру, выбирая из него интересующиеся явления и предметы, превращая их в объекты познания.

Таким образом, результат познания не есть некоторое зеркальное отражение, а представляет собой определенную информацию о той или иной области бытия. В этом смысле, предмет любой науки есть заведомо интерпретированная действительность, не тождественная с бытием. Ставя эксперимент, проводя какие-то опыты над предметами и явлениями мира, ученый уже самими этими процедурами как бы “препарирует” действительность, в каком-то отношении субъективирует ее. Так, например, физик ищет и находит в природе физические закономерности, отвлекаясь от всех остальных, которые для него как физика не представляются важными. Химик или биолог, соответственно, – химические или биологические. Социолог отвлекается от биологических свойств человека, и последний интересует его как элемент социальной системы, выполняющий определенные функции. Подобным образом ученый исследует любые предметы и явления и, как справедливо отмечал К. Ясперс, в этом смысле границ у познания не существует и предметом научного исследования может выступить что угодно от неодушевленного предмета, природного процесса до человека и таких его свойств как мышление, сознание и т. д.

Ученый как бы надевает очки, соответствующие его предмету, и видит мир сквозь их призму, отвлекаясь от того, что для него несущественно в исследуемом предмете и, напротив, выделяя существенное. Любой предмет, любое явление мира бесконечно многообразно, но когда они становятся объектом познания, они как бы поворачиваются к познающему лишь одной стороной. Здесь, правда, первостепенное значение играет диалектическое осознание ученым того факта, что его описание - не единственное из возможных, и оно в любом случае не может отождествляться с предметом как таковым. В этом плане самокритичный исследователь - это уже наполовину диалектик.

В целом же, характер познавательной деятельности людей нацелен на то, чтобы с помощью созданной системы идеализированных объектов (научной теории) выявить законы действительности в чистом виде. Для того, чтобы мы смогли построить инвалидную коляску, нам вовсе не надо иметь полное представление о сущности человека, а достаточно интерпретировать его как систему рычагов, то есть выделить ту существенную особенность человека, которая обеспечивает способы ее механического перемещения в пространстве. Более того, если бы мы попытались для реализации данной задачи использовать иной предметный уровень в понимании человека, например, воспринимая его как совокупность химических процессов или как элемент общественной системы, то это значительно затруднило бы нам выполнение поставленной цели. Сам по себе такой способ “предметного препарирования” действительности не несет в себе ничего отрицательного и является лишь фактом познавательной деятельности. Однако, в некоторых случаях он становится излишне самостоятельным, как бы отрывается от лежащего в его основе “огрубления”, перерастает предметные рамки и претендует на описание и объяснение явлений, которые носят более широкий характер. Так, например, редукционистский принцип познания в биологии являлся достаточно эффективным до тех пор, пока эта наука находилась на эмпирической стадии, но с этих позиций нельзя объяснить сущность человека как биосоциального существа.

Диалектический подход к процессу познания заключается в том что мир трактуется как особый изменчивый процесс, познавая отдельные стороны которого, мы должны помнить о допущенных предметных “огрублениях”, понимая их ограниченность и относительность распространения на познание бытия в целом. Точно также, как и претензии какой-либо философской системы претендовать на истину в абсолютной инстанции. Этот метод познания основан на понимании многообразия мира, на желании выявить закономерности этого многообразия, установить связь различных сторон в явлениях.

Исходя из этого, можно логически непротиворечиво отобразить любые реальные противоречивые процессы, в том числе и движение, но при этом необходимо учитывать, во-первых , возможность различных вариантов отображения, в том числе и противоречащих друг другу. Это могут быть противоречия в разных отношениях, при внимательном анализе вполне совместимые между собой. Но часто это противоположности в одном и том же отношении, которые не устранить одной только аналитической работой и тонкими дистинкциями. Напротив, эти объективные, но односторонне схваченные противоположности, которые должны быть диалектически синтезированы в рамках более широкого понимания данного предмета или процесса.

Соответственно, и объективный момент огрубления, идеализации действительности в познании также не следует абсолютизировать. Достижение многомерного и целостного понимания предмета обеспечивается как раз органическим, а не механическим совмещением различных ракурсов его теоретического видения. Подлинная диалектичность - это синоним синтетического и объективного схватывания предмета в единстве его конституирующих и движущих противоположностей, в его существенных связях и опосредствованиях.

При этом диалектический образ предмета также нельзя возводить в абсолют, понимая, что сам целостный предмет претерпевает исторические изменения и, значит, его истинная картина сегодня - может стать ошибочной и односторонней завтра. Нечто подобное произошло в марксизме ХХ века, когда совершенно верная диалектическая картина развития капиталистического общества, данная К. Марксом для 19 века, была некритически и механически экстраполирована на совершенно новую историческую реальность ХХ века. В результате гениальный образец теоретического синтеза, каким является “Капитал” Маркса, был метафизически канонизирован и перестал объяснять реальные процессы, происходящие в капиталистическом обществе.

Во-вторых, необходимо понимать генетическое и иерархическое единство разных типов движения, отображаемых математическими, логическими и содержательными гносеологическими средствами, так как все это - отражения одного и того же объекта, описываемого разными способами.

В-третьих , каждый из перечисленных аспектов отображения движения направлен на решение собственных теоретических и практических задач и связан с конкретным пониманием истины.

В-четвертых , лишь философия в ее диалектическом варианте способна дать полное и непротиворечивое понимание сущности движения (и его различных вариантов) как особого диалектического процесса, сочетающего в себе противоположные и противоречивые компоненты. Поэтому совершенно неслучайно, что у того же Ф. Энгельса в “Диалектике природы” философское диалектическое мышление часто отождествляется с теоретическим мышлением как таковым, ибо для целостного понимания любого объекта в любой науке его желательно рассмотреть в генетическом ключе и в единстве его противоположных атрибутов. Это требование становится императивным, когда мы имеем дело с такими сложными видами движения, как биологическое, социальное или история развития идей.

Итак, в диалектической концепции, движение рассматривается как особый противоречивый процесс, сочетающий в себе моменты устойчивости и изменчивости, прерывности и непрерывности, единства и иерархической соподчиненности, что отражает иерархичность и целостность мирового бытия, неважно, говорим ли мы об объективных или субъективных его составляющих. Движение понимается здесь как всеобщий и важнейший атрибут мироздания, включающий в себя все процессы изменения, которые происходят в мире, будь то природа, общество, познание или движение нашего духа. Как отмечал Гегель, “точно также как нет движения без материи, так не существует материи без движения”. Впрочем, с не меньшим основанием и любой материалист заявит, что ”как не может быть никакой духовной жизни без движения, так и любое постижения объективных форм движения невозможно вне движения нашей мысли”. Как и всегда, материализм и идеализм сходятся воедино, если последовательно проходят своими путями до логического конца.

Всякое изменение, в свою очередь, есть результат взаимодействия предметов, событий или явлений мира через обмен материей, энергией и информацией. Именно это позволяет нам исследовать многообразные виды движения через их энергетические или информационные проявления. Для всякого объекта существовать – означает взаимодействовать, то есть оказывать влияние на объекты и испытывать на себе воздействие других. Поэтому движение – это всеобщая форма существования бытия, которая выражает его активность, всеобщую связность и процессуальный характер. Не будет натяжкой высказать еще более общий онтологический тезис: движение есть синоним мировой космической жизни, взятой в единстве ее материально-субстратных и идеально-информационных компонентов.

Отметим в заключении темы “движение” несколько любопытных диалектических парадоксов, связанных со всеобщим характером движения и его отношением к покою.

Первый из них утверждает, что сами всеобщие законы движения должны быть неизменны, т.е. пребывать в состоянии покоя. В противном случае их нельзя признать всеобщими, ибо источником их движения тогда должен быть признан какой-то еще более общий закон. В буддийской философской традиции такой всеобщий закон движения уподобляется неподвижному центру бушующего урагана или неподвижной оси волчка, вращающегося с огромной скоростью. Заметим, что в таком признании неизменности всеобщих порождающих законов движения нет никакой метафизичности и абсолютности в дурном смысле. Дело в том, что само познание таких законов - бесконечный, все более углубляющийся процесс, который может прекратится только со смертью творческого и мыслящего существа, каким является человек.

Второй парадокс движения и покоя в ХХ веке был тонко проанализирован А.Ф. Лосевым. Он задался вопросом: а как мыслить объект, движущийся с бесконечной скоростью? Конечно, такое движение вроде бы запрещается выводами специальной теории относительности А. Эйнштейна. Однако мы знаем, что может пройти некоторое количество времени, и сами выводы специальной теории относительности могут быть пересмотрены. Так ньютоновский принцип дальнодействия был пересмотрен в пользу принципа близкодействия, но нет никаких гарантий, что принцип дальнодействия не будет в ближайшее время реабилитирован, тем более, что такого рода суждения уже высказываются в среде самих физиков.

Зная об этой недолговечности научных истин, но и не желая абстрактно натурфилософствовать, философия позволяет себе творчески промысливать возможные логические сценарии развития событий и гипотетические формы существования, которые могут быть во Вселенной. Отталкиваясь о этой методологической максимы, А.Ф. Лосев постулировал следующее: существо или объект, движущийся в Космосе с бесконечной скоростью будет.... покоиться сразу во всех точках пространства. Иными словами, движение, доведенное до своего абсолюта, переходит в свою абсолютную противоположность - в абсолютный покой. Это отчасти объясняет тот факт, что шарообразный Бог Парменида неделим и покоится, точно также как прост и неизменен христианский Абсолют по учению ряда теологических доктрин. Мы не собираемся обсуждать здесь проблему того, существуют в Космосе объекты, движущиеся с бесконечной скоростью, или нет. Никаких логических запретов на подобный вид бытия и движения в Космосе нет. Если же такое движение будет когда-нибудь физически обнаружено и зафиксировано, то скорее всего оно будет иметь самое непосредственное отношение к природе человеческой мысли, что, кстати, предсказал еще один из семи греческих мудрецов (а, именно, Фалес), заявив, что “быстрее всего ум, ибо он все обегает”.

Неудивительно, что проанализированные выше трудности и парадоксы, связанные с категорией движения, послужили мощным стимулом развития диалектической мысли, начиная еще с периода античности. Особые заслуги Зенона, Платона и Гераклита в этом процессе мы уже отмечали. При этом необходимо подчеркнуть, что с самого начала своего существования и по сию пору, диалектика, как философское учение о единстве и взаимодействии противоположностей, разрабатывалась и на Востоке, и на Западе, и в материалистическом, и в идеалистическом, и в онтологическом и в гносеологическом, и в натурфилософском, и в спекулятивно-метафизическом аспектах. Существует плеяда гениальных диалектиков в мировой философии, каждый из которых внес фундаментальный вклад в ее теорию. В индийской традиции это буддийский мыслитель Нагарджуна, ведантисты Шанкарачарья, Рамануджа и Шри Ауробиндо Гхош, в китайской - даосский мыслитель Чжуаньцзы, легист Сунь цзы, философ синтетического склада Ян Ванмин. В европейской философской традиции гениальными диалектическими фигурами высятся Плотин и Николай Кузанский, Лейбниц и Гегель, К. Маркс и А.Ф. Лосев, Т. Адорно и Э.В. Ильенков.

К сожалению, объективная и синтетическая история диалектики еще не написана, но авторы уверены, что такая работа когда-нибудь обязательно будет осуществлена и скорее всего в России, чья диалектическая традиция конца 19-20 столетий не только сумела в значительной мере обобщить диалектические достижения прежних эпох и всех культурно-географических миров (Запада, Востока и самой России), но и внести в теорию диалектики свой особый и весьма значительный вклад. Здесь достаточно вспомнить попытки построения всеобщей системы философских категорий в диалектическом материализме, учение о диалектике движения А.Ф. Лосева и А.С. Богомолова, диалектическую разработку проблем диалектики природы в работах Б.М. Кедрова и т.д. Экзистенциальная диалектика была предметом тонкого анализа Н.А. Бердяева и М.А. Бахтина, диалектика общественных отношений составляла предмет пристального внимания С.Л. Франка и Г.В. Плеханова.

Не обращаясь больше к именам, дадим здесь лишь беглый набросок эволюции диалектической проблематики . Диалектика, как особый способ постижения бытия, прошла в Европе несколько стадий развития, связанных с эволюцией как философии, так общества, культуры и в целом. Вначале это была “диалектика отношений и связи”, что было характерно для древнегреческой натурфилософии, когда абсолютизировался момент взаимосвязи в мире. Для античности, было характерно интуитивное представление о чувственно-материальном Космосе, в котором все было взаимосвязано. Мир рассматривался как особого рода целостность. Именно в античности зарождается традиция диалектического объяснения взаимосвязей мира, которая реализуется в виде некой универсальной категориальной системы. Как отмечает А.Ф. Лосев, античная философия началась с интуитивной диалектики, которая была непосредственно связана с мифом, позволяющим соединять несоединяемое в единое целое. Неоплатонизм уже преодолевает указанную интуитивность, включенность диалектики внутрь самого мифа, как формы целостного объяснения бытия и фактически разрабатывает теоретическую диалектику. Особую роль здесь играет Прокл с его “Первоосновами теологии”. Кстати, у него первого появляется и элемент “диалектической игры” предельными категориальными смыслами, подменяющий иногда реальный предмет обсуждения.

Далее это – “диалектика движения” , характерная для периода от Нового времени до нач. XIX века, когда исследуется конкретная форма движения (механическая), но отступает на второй план принцип взаимосвязи. И, наконец, диалектика развития XIX-XX веков, которая в наиболее развитой форме реализуется в гегелевской системе и ряде современных концепций, таких, например, как экзистенциализм и марксизм. Важным стимулом для развития диалектики в качестве философского метода познания с целью выяснения предельных оснований бытия, было развитие частных наук, новейшие открытия которых как бы разрывали их узкие предметные области, заставляя соприкасаться разные науки и создавая такие междисциплинарные направления исследований, предметом которых являлась область на стыке двух или более наук.

Возникнув изначально как понятие, обозначающее искусство вести спор, рассуждать, диалектика реализуется как особый философский метод, как некая культура рассуждений, диалога, основанная на выявлении в целостном предмете его противоречивых сторон и свойств, и, напротив, усматривающая во внешне противоположных вещах и явлениях моменты единства и взаимосвязи. В некоторых случаях, как мы уже отмечали на примере Прокла, диалектический подход тоже может быть абсолютизирован, что приводит к отказу от понимания конкретности истины и необходимости обоснования выдвигаемых положений. В этом случае диалектика вырождается в мертвую игру праздного ума, в то схоластическое жонглирование категориями, которым так страдала марксистская философия эпохи застоя. О диалектике и о диалектическом разуме мы еще специально поговорим в гносеологическом разделе работы, а эффективность метода диалектики, как важнейшего средства рефлексивной работы философского разума, авторы постараются показать и на примере решения аксиологических метафизических проблем.

Первое значение метафизики – в буквальном переводе метафизика означает «после физики», это значение впервые возникло в первом веке нашей эры, для обозначения той части учения Аристотеля, в которой философ исследовал общее умозрительное постигаемое начало бытия и сознания. У самого Аристотель свое учение называется первой философией.

Начиная с античности, термин метафизика употреблялся как синоним философии.

Метафизика в первом значении есть синоним слова философия.

Второе значение сложилось позднее, в новое время, в связи с развитием научного знания, как метод исследования природы. Этот метод заключается в разложении природы на составляющие части и изучение каждой из них в отдельности.

Такой подход к исследованию природы имел свое историческое оправдание. Прежде чем рассматривать вещи в их взаимосвязи и изменении, нужно изучить вещи сами по себе.

Благодаря метафизике естествознание нового времени достигло значительных успехов.

И вместе с тем, метафизика стала рассматриваться как общая философская концепция, как универсальный метод познания. в результате этого сформировалась статическая картина мира, в котором бытие и его разные формы прибывают в неизменном состоянии.

Например, с позиции метафизики, пространство и время рассматриваются как самостоятельные субстанции, которые существуют отдельно друг от друга и отдельно от материи.

Развитие знание о мире и открытия в области естественных наук показали ограниченность метафизического взгляда на мир, в связи, с чем метафизика была подвергнута критике со стороны философов и ученых.

Во второй половине 19 века, классическая метафизика уступила место новой форме – неометафизике.

Неометафизика не отрицает развитие, но понимает его, но понимает его односторонне.

Например, как чисто количественное эволюционное изменение, которое не ведут к качественным изменениям, или например, как только качественное, скачкообразное, катастрофические изменения, которые не подготовлены эволюционными процессами. Или развитие представляется как движение по кругу, с возвратом в исходную точку.

Эти концепции развития давали другую картину мира. Отличную от картины мира основанной на классической метафизики. Однако абсолютизируя одну форму развития и игнорируя другие все метафизические концепции, страдают односторонностью, а значит не способностью объяснить многие явления мира.

Диалектическая как концепция развития.

Первое значение термина диалектика - в античной философии под диалектикой понимали - искусство спора, ведение беседы, в ходе которой сталкивались противоположные мнения и т.о. находилась истина. Именно так диалектику понимали элиаты.

В этом значении диалектика используется в средние века.

В этом значении диалектика предстает как теория аргументации и именно так она трактуется в современной западной философии.

Второе основное значение диалектики – учение о связи и развитии, о противоречиях и единстве противоположностей.

Диалектика во втором значении имеет свои корни в античности (Гераклит). Гераклит исследовал мир в изменчивости и текучести. Таких диалектиков принято называть «стихийными». Это первая историческая форма диалектики.

Диалектические идеи развивались впоследствии такими мыслителями как Николай Кузанский, Джордано Бруно, Дидро.

Наиболее важный вклад в развитие диалектики внесли представители немецкой классической философии.

Среди них нужно назвать Гегеля. Гегель разработал диалектику как универсальную теорию и всеобщий метод познания.

В системе Гегеля весь материальный и духовный мир предстает в виде процесса, то есть в постоянном изменении и развитии, в результате борьбы противоположностей.

В основе этого процесса Гегель положил духовное начало, которое он называет Мировым разумом, Абсолютной идеей. Т. О. Гегелевская диалектика является по сути идеалистической и она рассматривается как вторая историческая форма диалектики.

Третья историческая форма диалектики. Маркс и Энгельс.

Она называется материалистической диалектикой.

Материалистическая диалектика основывается на признании диалектики объективного мира.

То есть диалектика не задается ни чьим разумом – это сам мир существует и развивается по законам диалектики, а человеческое мышление способно эти законы воспринять, познать и отразить в своих идеях, учениях, теориях и только тогда появляется диалектическое мышление.

«Диалектика сводилась к науке об общих законах движения, как внешнего мира, так и человеческого мышления» – Энгельс.

В нашей стране материалистическая диалектика или, что тоже самое, диалектический материализм, являлись официальной государственной философией.

В философии существуют и другие варианты диалектики (экзистенциальная диалектика – Кьеркегор, Ясперс, негативная диалектика – Адорно, Маркузе, парадоксальная диалектика). Диалектические идеи в том или ином виде восприняты философами, а ее методологические принципы широко используются в других науках.

Диалектика – это и теория и метод.

Диалектика как теория является концепция, которая обосновывает динамическую картину мира, представляет мир как процесс, где все явления находятся во взаимосвязи, взаимообусловленности, изменении и развитии.

Диалектика как метод ориентирует человека в его познавательной деятельности, предлагает рассматривать мир в изменчивости и взаимосвязи, при этом использовать диалектические принципы и законы.

Принципами диалектики является принцип связи и принцип развития.

Основные законы диалектики: 1. Закон единства и борьбы противоположностей. 2. Закон перехода количественных изменений в качественные. 3. Закон «отрицание отрицания». Автор законов Гегель.