Поэтесса Нина Васильевна Карташова, еще при жизни Максима Трошина, после одного из творческих вечеров подарила ему сборник своих стихов, с дарственной надписью: "Максиму Трошину, Светлому отроку, Гласу Ангельскому Святой Руси". Нина Карташева: «Смерти нет

Власть мирская и Любовь (к 220-летию А.С. Пушкина) «Греческое вероисповедание, отдельное ото всех прочих, даёт нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических…Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как ещё недавно утверждали европейские журналы; но Европа в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна…Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир…Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением…Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою…История её требует другой мысли, другой формулы. Клянусь вам моею честию, что я ни за что не согласился бы – ни переменить Родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог» (Письмо Чаадаеву). Сделаем вывод: Пушкин признаёт христианство и его духовную и политическую роль в преображении мира, но в христианстве Александр Сергеевич ищет другую формулу и другую мысль, чем на западе. Это общая оценка и не более того. Но есть у Пушкина и слова, обращённые непосредственно к служителям церковного культа, гневные и обличительные: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены…Дружба мирных черкесов ненадёжна…У них убийство – простое телодвижение… Что делать с таковым народом?... Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар быть важным нововведением – есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену слова живаго выливать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты». Это то, что было пропущено цензурой, а до этого были такие слова: «…Разве истина дана для того, чтобы скрывать её под спудом? Так ли исполняем долг христианина? Кто из нас, муж веры и смирения, уподобился святым старцам, скитающимся по пустыням Африки, Азии и Америки, в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но оживлённых теплом усердия?... Мы умеем спокойно в великолепных храмах блестеть велеречием…». Интересно и то, что слова эти из «Путешествия в Арзерум» не посмели напечатать в «Золотом томе» А.С.Пушкина и в 1993 году?! Но есть к счастию, сохранилось в копии, одно из самых последних стихотворений, написанное 5 июля 1836 года на последнем 37 году жизни поэта с "непонятым" до сего времени названием «Мирская власть»: «Когда великое свершалось торжество И в муках на Кресте кончалось Божество, Тогда по сторонам Животворяща Древа Мария-грешница и Пресвятая Дева Стояли, бледные, две слабые жены, В неизмеримую печаль погружены. Но у подножия теперь Креста Честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим поставленных на место жён святых В ружье и кивере двух грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? – Или Распятие казённая поклажа, И вы боитеся воров или мышей? – Иль мните важности придать Царю царей? Иль покровительством спасаете могучим Владыку, тернием венчанного колючим, Христа, предавшего послушно плоть свою Бичам мучителей, гвоздям и копию? Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И, чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ?» Стихотворение это подводит итог противостояния великого поэта царской и так называемой духовной власти, которые обе он определяет яко «мирскую власть». Согласно определениям А.С.Пушкина, «гуляющие» по жизни «господа», чтобы их не «потеснили», воспользовались кощунственно Святым Крестом, употребив Его как «казённую поклажу», «спасаемую» «хранительной стражей», которая «придаёт важности» их беззаконной власти. Церковный храм «у подножия Креста Честнаго» «теперь» превращён в «крыльцо правителя градскаго», куда «не велено пускать простой народ». Из сего откровения Пушкина недвусмысленно следует, что не на что надеяться простому праведному русскому человеку. Попраны «Путь, и Истина, и Жизнь», для народа закрыты Врата, ведущие как в духовную, так и в мирскую жизнь. Древнее величие искренней веры попрано. Нелицемерное исповедание её стало невозможным без «покровительства могучего» безбожного государства, без нелепой охраны вероисповедания, ставшего государственным и социальным. «Владыка, тернием венчанный колючим», «предавший послушно плоть свою бичам мучителей, гвоздям и копию» заменён у «господского крыльца» «теперь» «грозными часовыми в ружье и кивере», стоящими «на месте жён святых»! Да, здесь обличена до конца и церковь, «опасающаяся» «оскорбления черни» и государственная власть, мнящая весь мир своей «казённой поклажей» и сущая лишь для того, чтобы никто не смог потеснить власть имущих. И та, и другая, и т.н. духовная и социальная власть имеют одну и туже охранительную тенденцию. «Пускать не велено» как за алтарь храма, где происходит священнодействие, так и на крыльцо городского правителя. По сути дела между церковью и государством не стало разницы. Се есть двуединая беззаконная «мирская власть» и от земной Справедливости и Бога она бесконечно далека. Как можно убедиться из этого откровения, русский гений был, в отличие от священников весьма далёк от знаменитой расхожей формулы апостола Павла: «Всякая власть от Бога», более того Заповеди Любви и Свободы были для него абсолютными, также как и Заповедь Жертвы за свой народ на Алтаре Отечества. И то, что Александр Сергеевич высказавшись до конца на 37 году жизни в этом же году и погиб не есть простое недоразумение, потому как есть вопросы, которые никому без разрешения тайной беззаконной власти не позволено трогать. Верно потому и обмолвился в 1836 году поэт в письме к жене: «Брюллов сейчас от меня едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры, и мне говорили: Vous avez trompe, и тому подобное. Что же теперь со мною будет?» А в письме к Д.В.Давыдову в сентябре 1836 года поэт пишет: «Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны и безответны, но даже сами от себя следуют духу правительства; но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче, даже и в последнее пятилетие царствования императора Александра, когда вся литература сделалась рукописною…». Как видим, Александр Сергеевич прекрасно понимал опасность своего положения, но его высочайшая нравственность и искренняя жертвенная, гордая своим родовым достоинством, Вера не позволяли ему молчать пред беззаконием. В написанном за день до дуэли письме графу К.Ф. Толю поэт пишет об этом. Пушкин пишет, что «внимание графа к его первому историческому опыту вознаградило его за равнодушие публики и критиков»… Пишет о заслугах Михельсона, «затемнённых клеветою», о том, что «нельзя без негодования видеть, что должен был он претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников.»… «Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно Слово Правды…их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает Истину, а Истина сильнее царя, говорит священное писание». Вера Пушкина – есть Вера гения, есть Вера Истинная, в отличие от клеветы социальной обрядовой, от пресмыкающихся пред властью силы, «поставленной на место» «отцов пустынников и непорочных жён», - таков последний и окончательный итог жизни великого поэта. Поп - толоконный лоб. О чтении этой сказки Пушкиным писала А.О.Смирнова-Россет: «Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьёзно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда». «Это так дома можно, - говорил он, - а ведь цензура не пропустит». Очень жаль что и по сей день непонятно уж чья именно цензура не разрешает оскорблять «попа», не желая допускать в названии сказки рифму с «толоконным лбом» и заменяет имеющее скрытое сакральное значение слово «служитель» (апостол по-гречески?) на неопределённое «работник»: «…..Нужен мне работник, Повар, конюх и плотник. А где найти мне такого Служителя не слишком дорогого?» Если в «Тазите» Пушкин с увлечением описывал обычаи и жизнь горцев, их смелость, удаль и отвагу, то в сравнении с его недавними пробами пера как же жалко и отчётливо в своём отвержении от народа и естества смотрится теперь "поп – толоконный лоб", - существо, бес-смысленно "молитвенно" стучащее башкой об пол, толочащее воду в ступе, не умеющее ни лошадь запрячь, ни печку затопить, ни яичко испечь, ни дитя нянчить – нечто совершенно бесполезное, но при том имеющее желание жить краше других и иметь ближних своих в услужении, вместо того, чтобы самому служить им праведно. В этом ведь и вся загвоздка. Апостол призван Сыном Божиим служить людям, а поп искренне считает, что его за его «сверхдолжные» заслуги и за его особенную веру обязаны лелеять и холить. Служитель Святыни превратился у нас в Священнослужителя – в "батюшку" - отца родного, а мы как бы и не замечаем, что почитанием т.н. «отца духовного» оскорбляем данного нам по Роду и семени родного своего отца. Служитель Святыни призван Богом воинствовать с нечистой силой, противостать злу и лжи, но вместо этого поп из сказки «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда» препоручает сие Святое и нелёгкое Дело своему служителю, то бишь, вместо того, чтобы обучать ближних Служению Богу, заставляет служить самому себе, а между тем как раз именно он призван Богом оберегать своего работника от нечистых влияний. И вот служитель попа Балда обращается при помощи своих нехитрых знаний о внешнем мире и конечно же без молитв и мистических ритуальных «проделок» (А.С.Пушкин) к тварному миру Божьему: морю, зайцу, туче небесной, кобыле и побеждает бесов при помощи естества и своего мирского человеческого ума, ибо укоренён в земном и реальном. И тут приходит попу за его желание жить на чужой счёт скорая расплата, приходится подставлять лоб, то есть то самое в попе место, которым он бахвалился перед ближними: «С первого щелка Прыгнул поп до потолка…» и это нам напоминает о Сионской горнице, в которой «страха ради иудейска» спрятались апостолы, и где «с потолка», яко Deus ex machine явился Сын Божий, Иисус Христос. «Со второго щелка Лишился поп языка…», то есть была наказана ложь и лесть так называемых «христианских проповедей», оторванных от жизни и непосредственных задач и дела на земле своего народа. «А с третьего щелка Вышибло ум у старика…», то есть всем стало очевидно извращение противоестественного поповского ума, призывающего к Богу обратиться нечестивых. Тут вспомним Пушкина: Спокойно возвещай Коран, не понуждая нечестивых, в отличие от Псалма 50: «Нучу беззаконныя Путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся». «А Балда приговаривал с укоризной: Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», то есть жил бы как все ближние твои, не отлынивал от личных забот и работы, от судьбы, от Общего Дела твоего Рода на земле предков. Не представлялся бы знающим Нечто такое, о чём простые люди даже догадываться не смеют и не могут, но, и это главное, не способствовал бы своей лукавой лживой «верой», а точнее безвольным безверием во Святые Силы Небесные, в которые верили Балда и Пушкин, утверждению на Родовой земле принципа обывательской пользы, денег, ссудного процента, мирской выгоды – словом «всякой» власти от хозяина века сего, - от господа библейского.

Нет, я люблю не битву, а уют,


Конец готовят русскому народу.

Родилась на Урале в Верхотурье, в поселке спецпереселенцев, куда были высланы обе ее бабушки с семьями. Со стороны матери Нина Карташева происходит из псковско-новгородских крестьян, раскулаченных и сосланных в Верхотурье в 1929. Со стороны отца - русские дворяне, бабушка по отцу после заключения (ст. 58) уже в ссылке на Урале приняла монашеский постриг в миру. Мать поэтессы умерла, когда девочке было 6 лет, воспитывала ее бабушка-монахиня. На Урале Карташева закончила общеобразовательную и музыкальную школы, а затем музыкально-педагогическое училище в Ленинграде. В 18 лет вышла замуж и переехала в Подмосковье. Работала преподавателем в детской музыкальной школе и Московском камерном оркестре.
Первые стихи записаны в дневнике в возрасте 6-7 лет. Но печататься начала в к. 1990. В журнале «Наш современник» № 9 за 1990 вышла первая подборка стихотворений и была принята читателями с большим успехом.
Главное в творчестве Карташевой - целомудрие. Это несомненная художественная ценность. Ведь сколько веков мировая поэзия воспевала сладость греха и порока, наслаждаясь ядовитым ароматом цветов зла. Противоположная же аскетическая поэзия святых или отрекшихся от мира, увы, не столь трогает живущих в миру со всеми его страстями, такая поэзия слишком далека от здешней юдоли. Феномен поэзии Карташевой в том, что она, оставаясь светской женщиной, живет в миру, но остается всегда во всех проявлениях православной, поэтому не может воспевать грех, интуитивно сопротивляясь соблазнам, которых, конечно, не избежать, но победить можно, если душа чиста и высока. Именно в этом Карташева обретает красоту единственную и подлинную. Делается это без затей просто, на уровне дыхания жизни:

Приподнятый славянский нос
И детский рот неискушенный,
И легкость русая волос,
И лоб от мира отрешенный.
Но шеи гордость и изгиб,
Плечей покатая картинность -
Не девственный, а женский тип,
Но все-таки и в нем невинность.
И взгляд души не подведен
Тенями красок и страстями,
Он чистотою огражден,
Как будто осенен крестами.

Стихи Карташевой отличает бесстрашие назвать по имени русскому народу его тайных врагов, ее неподкупность и искренность, аристократическое пренебрежение к «иудейским страхам». Некоторые строки ее стихов стали афоризмами и у многих на устах: «жизнь кончилась - настало житие»; «сняла кольцо, чтоб ты купил оружие», «усадьбы сгорели, но почва осталась»; «пусть кто-то от Общей Европы, а я от Всея Руси», «дворянство надо снова заслужить», «не были Русские люди рабами, даже советские Русскими были», «смиряться надо перед Богом, но не смиряться перед злом» и т. д.
Карташева пишет мало и, как сама говорит, без черновиков, т. е. не работает над строкой, поэтому иногда нет отделки и завершенности. Она много читает на сцене. Это ее второй самородный талант. Она в единственном числе создала театр русской поэзии. Пока он единственный в России, поэтому ее творческие вечера всегда вызывают восторг зрителей.
Творческие встречи и вечера русской духовной культуры Карташева проводит во многих городах России и постоянно в Москве, уже 10-й год в Международном Славянском культурном центре и 3-й год в музее художника К. Васильева.
О себе Карташева пишет так: «Если бы другой поэт искренно и горячо сказал то, о чем пишу я, я бы уступила, потому что хочу жить спокойно, для меня семья главное. Когда 10 авг. 1999 под утро к нам ворвались в масках не просто разбойники, а сатанисты, бросив мне под ноги ножницы (слава Богу, я не пострадала), то потом мне звонили по телефону и с издевкой говорили, что меня никто убивать не собирается, слишком много “чести” делать из меня Талькова, но угрожали опозорить, перестать печатать и т. п. Но совесть моя перед Богом, перед Родиной и перед Русскими чиста. Я никому не делаю зла, я только врага называю врагом и не могу перед ним заискивать, будь он трижды богат и властен “печатать или не печатать, дать возможность выступать или лишить”, я все равно пишу: Смиряться надо перед Богом, но не смиряться перед злом!
И вся моя простая, незатейливая натура в этих женских, безыскусных строках:

Нет, я люблю не битву, а уют,
Детей, наряды, музыку, природу.
Да только жить спокойно не дают,
Конец готовят русскому народу.

Но за уют я не пойду в полон,
Напрасно ворон надо мною кружит,
Как испокон, я встала у икон,
Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье!

Ангел - хранитель, молитва твоя...

Ангел-хранитель, молитва твоя
Вынесла снова меня из огня.
Плачу ли я, или радуюсь я,
Знаю, мой ангел, ты возле меня!
Не разлюби, хоть любви я не стою,
Не отступи своей верой святою -
Может быть, ангел, с помощью Божьей,
Стану, как в детстве, с тобой я похожей.

В обители преподобного Серафима

Народ всегда - и день и ночь
Идет к святыне чудотворной,
Везет старик калеку-дочь,
Идет монах в одежде черной,
Ведет себя сквозь стыд студент,
Грядет угрюмый диссидент,
Бредет турист или юрод -
Ведь верит все-таки народ! Преподобный
отче Сергие, прости нас,
Что мы молим каждый за себя,
В лучшем случае, за дочь или за сына,
В лучшем случае, скорбя или любя...
Преподобный отче Сергие, в Россию
Высадился новый легион -
Нам не распознать, наш дух бессилен,
Без конвоя нас ведут в полон.
Затяну потуже древний пояс,
На котором вещие слова.
Отче Сергие! Живая наша помощь!
Собери нас силою родства.

Вот руку занесли

Вот руку занесли - ждут, я
подставлю щеку,
Ударят в правую, я левой повернусь.
"Ты христианка,- слышу вражий шепот,-
Вас бьют по заповеди, помни наизусть!"
Кто бьет? Кем попран образ,
Подобье Божие в себе искажено?
Кто рад бы снова вешать нас за ребра,
Да только воли ныне не дано.
А если б и ударили по правой,
А я подставила бы левую - то, что?-
Над беззащитностью свершили бы расправу.
Непротивленье кровью залито.
Когда бы брат мой без вины ударил.
Я руку бившую смогла б поцеловать!
Или глупец в безверье, в злом угаре-
Смогла б простить, смогла б удар принять!
Да ведь они б и не смогли, не смели
На женщину, которая слабей...
Они б перед смиреньем осмирели,
В них образ Божий в образе людей.
Но вам, все знающим и все отвергшим,
Торгующим, меняющим свой вид -
Ударом на удар сама отвечу,
И Бог вас будет бить! И вечный стыд!
Не вам учить как жить другим по-Божьи.
Учитель есть - Господь. Он преподал
Урок добра, но гневен был он тоже,
Когда торгующих из храма плетью гнал.

Изящный ангел на иконке

Изящный ангел на иконке,
Невоплощенный идеал,
Твой образ бестелесно-тонкий
Всегда меня оберегал.
Живущее со мною где-то
Ты существо иных миров
Невидимо. Но есть примета
Твоих летающих шагов:
Я знаю, любишь ты моленья
И дни Великого Поста,
Стоишь со мною светлой тенью
В крылатом символе креста.
Ты любишь музыку, природу,
Ты любишь чистые стихи.
И если мне твой отзвук подан _
Твои слова во мне легки.
Но от чего ты отступаешь,
И чем я, грешная, живу -
Прости! Все после сосчитаешь,
Сорвешь цветы, сожжешь траву.

Рабочий люд с протянутой...

Рабочий люд с протянутой рукой
У проходной закрытого завода.
А ты бранишь народ. А сам-то кто такой?
Не выродок ли вышедший из рода?
Купи-продай, комфорт, валютный счет.
Брезгливо презираешь за несчастья.
Скажи, каткая кровь в тебе течет?
Зачем ты жаждешь еще большей власти?
Кому на пользу твой высокий чин?
Великой нации ищу в тебе приметы -
Хоть ты и блудный, но России сын.
Так вспомни о себе хотя бы это.

Меч

Позорный мир, борьба за выживанье.
А выживанье - значит вымиранье,
Смиренье и покорность перед злом.
Цена за душу - рабское стяжанье,
И эту цену ждёт подорожанье
За жалкие объедки под столом.
Нет! Я не буду выживать бездарно
Среди кошерных. Я не элитарна.
Я Русская! Меня не покорить
И не купить. Я предкам благодарна,
Святая Русь мне светит лучезарно,
Чтоб я могла не выживать, а жить.
Не вымирать, а умирать прекрасно!
За это долго буду я опасна
Тем, кто не напечатает стихи,
Кому со мной и так уже всё ясно,
К холопам элитарным непричастна.
Зачем ещё чужие мне грехи?
Но до кого дойдёт мой глас в пустыне,
Рабом не будет недругам отныне,
Расправит мощь и силу русских плеч.
Он станет воин, как дано мужчине,
Ему, не мне, прекрасной половине,
Поднять за наши русские святыни
И за меня Заветный Русский Меч!

Свеча

Пытаюсь мрак свечою превозмочь
В забытой Богом и людьми глуши.
В безглазой темноте блуждает ночь,
Безмолвнее тоскующей души.
Здесь сила тьмы, озлобленной на свет.
Очерчиваю круг огнем свечи
От подступивших окрест зол и бед.
Копье свечи пронзает мрак в ночи.
О, если бы хватило до утра
Свечи и заклинательных стихов,
Струящихся сейчас из под пера
От ясных ясновидящих псалмов.
Дожить! При этом свете превозмочь
Тьмы темных сил за кругом древних слов.
И вдруг прозрела ночь - виденья прочь!
Рассвет раскинул радостный покров.
Ликует солнце Пасхою с небес:
ХРИСТОС ВОСКРЕС! - ВОИСТИНУ ВОСКРЕС!

Умом, и совестью, и духом соберусь

Умом, и совестью, и духом соберусь,
Пред Богом встану в схиме и в веригах:
Пусть я умру, но ты воскресни, Русь!
Воскресни прежней Родиной великой.
Ты свято повторила путь Христа,
За мир себя и сына не щадила,
Предательство, несение Креста,
Распятие - все это уже было.
У гроба мироносицей молюсь,
Воскресни, Русь! Сверши обетованье!-
На плащанице страшный след страданья,
Но тела нет во гробе. Встала Русь.
Так бодрствуйте теперь, ученики.
Русь явится вам смерти вопреки.

19 октября в Дивеевском Доме культуры Литературный театр Международного общественного Фонда Славянской письменности и культуры представил программу «По духовному наследию священномученика Серафима Чичагова».

Этот святой нового времени непосредственно связан с Дивеевом и среди 17-ти дивеевских святых занимает особое место, так как именно его историческое исследование - «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» - послужило катализатором в процессе прославления преподобного Серафима Саровского. Летопись Чичагова читал Император Николай II Александрович перед тем как принять решение о канонизации всенародно почитаемого старца.

На музыкально-поэтическую гостиную собрались литераторы Дивеева и Сарова, присутствовали руководители объединения «Радуга» Анна Суслова и детского литобъединения «Литошка» - Марина Зубова.

Литературный театр приехал в Нижний Новгород и Дивеево при поддержке благотворительного фонда «Меценат», о чем рассказала Председатель союза дивеевских литераторов Нэлли Зима. В последнее время даже самые скромные средства на приглашение артистов найти непросто, поэтому любящим поэзию энтузиастам - особая благодарность. Несколько слов хочется сказать о руководителе театра и авторе его программ - русской поэтессе Нине Васильевне Карташевой.

Тематика ее стихов определяется твердой православной и патриотической позицией, глубоким осознанием русской национальной идеи. Это не случайно. Нина Карташева - потомок, с одной стороны, дворянского рода, а с другой - крестьянского. Ее предки были разных сословий, но глубоко верующими людьми. Судьбы этих семей переплелись в эпоху исторического слома. Нина Васильевна родилась в поселке спецпереселенцев Верхотурского района Свердловской области. Отец — из рода князей Оболенских, мама — крестьянка с Псковщины. Бабушка-дворянка, вернувшись из Харбина с репатриантами, провела 8 лет в лагерях. Вторая была раскулачена и выслана на Урал в 1929 году. Один дед расстрелян красными, другой — умер в ссылке. Отец — фронтовик, удостоен двух орденов Славы. Так как мама рано умерла, Нину воспитывали бабушки, которые с детства приобщили девочку к вере, к церковному певческому искусству и поэзии.

Сегодня Нина Васильевна - инициатор и ведущая Вечеров русской духовной культуры в Международном Славянском центре, передач на радио «Радонеж» и «Народном радио», передачи «Чистый образ» на телеканале «Союз», член правления Международного фонда славянской письменности и культуры, Православной Русской академии, центрального совета движения «Россия Православная», член бюро московского отделения СП России, лауреат премий Александра Невского и Ивана Ильина.

Театру, которым руководит Нина Васильевна, уже 22 года. И ежемесячно его немногочисленная, но очень творческая труппа проводит вечера из цикла «Слово во славу». Прежде чем началось выступление, Нина Васильевна поделилась радостью - этот день начался в монастыре со Святого причастия - и затем с любовью представила своих коллег и духовно близких друзей: заслуженную артистку России певицу Галину Митрофанову и молодую пианистку, лауреата международных конкурсов Ольгу Домнину. Театр не пользуется вниманием большой прессы и «литературных чиновников», как и вся патриотическая русская поэзия, но - «Слава Богу за все». Все эти годы вечера в особняке Фонда Славянской письменности и культуры, где звучит музыкальная классика и высокая поэзия, не потеряли своей привлекательности для публики, зал всегда полон.

Свой рассказ о священномученике Серафиме Чичагове Нина Карташева предварила стихотворением «Пророк» Михаила Лермонтова, 200-летие со дня рождения которого недавно отмечалось. В жизнь Нины Васильевны священномученик Серафим Чичагов вошел через Ирину Владимировну Лермонтову, принадлежащую к потомкам этого большого аристократического рода. Она познакомила поэтессу со своей родственницей, внучкой митрополита Серафима - Варварой Васильевной Черной. Биография этой удивительной женщины сегодня широко известна. Выдающийся советский учёный-химик в годы перестройки она приняла монашество. Игумения Серафима возглавила восстанавливающийся Новодевичий монастырь и была его настоятельницей с 1994-го по 1999 г. А Нина Васильевна познакомилась с матушкой Серафимой (Черной-Чичаговой), когда она еще скромно трудилась за свечным ящиком в храме Ильи Обыденного.

Из музыкальных произведений первым прозвучал романс на стихи Нины Карташовой «Перед иконой». Еще не раз собравшиеся в гостиной слушали стихи Нины Васильевны, это было ожидаемо. А удивительным стало знакомство с творчеством самого священномученика Серафима. Владыка, в миру Леонид Михайлович Чичагов, был не только блестящим офицером (герой Русско-Крымской войны) и талантливым военным ученым - его перу принадлежит популярное в свое время пособие по артиллерии. Он был также врачом - самостоятельно изучил и успешно практиковал гомеопатию, и художником. Сохранилась написанная им икона Спасителя в белом хитоне, сейчас она находится в храме Ильи Обыденного. Кроме этого писал он духовные стихи и музыку.

Будущий священномученик имел глубокую деятельную веру. Впечатляет история принятия им священнлого сана. Чувствуя всепроникающий в сознание современников нигилизм и приближающуюся революцию, он решил показать обществу, что дворяне несут ответственность за простой народ. Решение стать священником перечеркнуло не только успешную военную карьеру Леонида Михайловича, изменило его положение в обществе, но и в корне изменило жизнь всей семьи. Это был переход в другое, низшее, по тем временам, сословие - духовное. Его жена, происходившая из знатного аристократического рода, становилась попадьей, а дети лишались дворянства.

Нина Васильевна рассказала, что супруга Леонида Михайловича Наталия Николаевна умерла рано, от дифтерита. Это произошло в Дивееве, где она и похоронена. но могила не известна, так как старинное кладбище не сохранилось. На его месте сейчас футбольное поле. По мнению поэтессы, «это больно и плохо, это наш позор». Нина Васильевна предложила установить поклонный крест в память о смиренной супруге владыки Серафима. Со своей стороны Нина Карташева обязуется найти средства на изготовление креста и доставить его из Москвы. А к дивеевской общественности поэтесса обратилась с просьбой убедить власти выделить место для его установки.

После смерти жены Леонид Чичагов принял монашество, стал епископом, а в 1928 году - митрополитом Ленинградским. Свою жизнь завершил на Бутовском полигоне. К месту расстрела его, восьмидесятиоднолетнего старца, больного и немощного, солдаты несли на носилках. Похоронен в одном из рвов полигона, в братской могиле. Прославлен в лике святых Русской Православной Церковью в 1997 году. Известно, что пссле того, как владыка написал летопись Серафимо-Дивеевского монастыря и житие преподобного старца, святой явился ему и сказал: «Чего хочешь, проси у меня, все тебе будет». И владыка ответил: «Хочу одного, батюшка, - быть с Вами!» Несмоненно, что сегодня два святых Серафима рядом.

Прозвучали вокальные произведения священномученика Серафима Чичагова: «Зачем сомненье в любви Святой?», «Скорбная повесть», «О солнце, засвети мне огонек…», «Тайна», «Душа изнемогла». Стихи и музыку владыка писал для себя, но они стали и его проповедью. Владыка собирал паству, вел беседы. Внучка, игумения Серафима, с волнением и благодарностью до самой старости вспоминала, как девочкой бывала на даче дедушки возле станции Удельная. Вечерами дед садился за фисгармонию и сочинял духовную музыку. Слушая, она проникалась ощущением благодати, исходившей от него. По мнению знавших игуменью Серафиму людей, в том числе и Нины Карташевой, матушка и сама была полна благодати. У нее были чудные манеры, простые и изящные. Она была аристократкой не только по происхождению, а настоящей аристократкой духа. «Таких людей сегодня нет, - говорит Нина Васильевна, - это были люди старой дворянской культуры. Я и бабушку свою вспоминаю. Мы уже не такие, как они, к сожалению. Мы подверглись террору среды. Дай Бог нам всем с вами прожить такую жизнь как матушка Серафима Чичагова и священномученик Серафим Чичагов».

Ноты владыки промыслом Божиим попали к Галине Митрофановой, которая живет в Подмосковье, неподалеку от Удельной. Расшифровав рукописи священномученика Серафима, она стала первой исполнительницей его произведений, а сегодня их уже немало.

Мы прикоснулись с вами к духовному миру святого человека, к его святыне. Художник, врач, военный ученый, историк… Удивительный человек, гений. Мы - законные наследники этой славы, русской славы. И в этом году 700-лет отцу нашем Сергию преподобному. И мы молимся ему, как своему сроднику, как игумену Земли Русской.

Пусть наша речь - смешенье языков.

И жизнь, как ненадежные хоромы.

Но если слышно звон колоколов,

То все-таки, пока еще, мы дома!

И при хоромах - храм, во век веков!

Своей земли коснусь я грешным лбом,

Коснусь устами древней чистой речи,

Напомню, как при Сергии святом

Молились люди и горели свечи.

Помолимся, пока не грянул гром.

Как низко тучи над землей идут!

Как близко снова грозное дыханье…

И к пиру тайных правящих иуд

Готовятся народы на закланье…

Литературный вечер завершился исполнением «Монолога царевны-мученицы Татьяны» на стихи Нины Карташевой и музыку композитора Сергея Симеонова, так как Нине Васильевне с детсва очень близка царская тема:

Милостью Божией я родилась в месте ссылки моих бабушек - в Верхотурье. Это святое место. Тогда - сплошные лагеря. Сегодня монастырь, где раньше была детская колония, возвращен Церкви и в нем почивают мощи святого Симеона Верхотурского. Возвращен и Покровский монастырь - в нем располагалась городская баня, и Троицкий собор, куда я ходила, как музыкальную школу. Урал - это Голгофа. И не только для Царской семьи, но и всего русского народа. Бабушка привозила меня маленькой девочкой ночью к дому инженера Ипатьева. В церковные праздники из подвала слышались церковные песнопения, а на стенах выступали пятна крови. Их закрашивали, а они проступали снова. Об этом свидетельствуют расписки о неразглашении, хранящиеся в архивах КГБ.

Прощаясь с публикой, Нина Карташева пожелала всем благодати Божией и сказала, что с радостью приедет еще и еще раз на эту святую дивеевскую землю. А узнав, что в Сарове строится храм в честь святых Царственных страстотерпцев, выразила надежду, что Литературный театр Фонда Славянской письменности и культуры сможет выступить перед саровчанами с программой, посвященной Царской семье.

«ЗАВТРА». Нина Васильевна, Вы поэтесса, творчество которой во многом посвящено судьбе и предназначению русской женщины, Вы общественный деятель с независимым взглядом на происходящее в стране и в мире. Сейчас актуальна тема Турции, где есть такая категория граждан, как бывшие россиянки - «турецкие» жёны, русские женщины, которые вышли замуж за турков. В связи с российско-турецким конфликтом они беспокоятся за свою безопасность. Тревожатся, что обострение международной политической обстановки отразится на них. Не раз читала об этом в прессе. Как Вы считаете, должна ли Россия оказывать правовую поддержку и предоставлять защиту этим женщинам?

Нина КАРТАШОВА. Пусть не сочтут меня ханжой, пусть не сочтут жестоким человеком, но я считаю, что помогать этим женщинам не следует. Они отказались от своей нации и Родины. «Возлюби ближнего своего, как самого себя», сказано в Евангелии. Ближнего, но не дальнего! Евангелие не отменяет ни национальности, ни Родины. Мы братья и сестры во Христе. Но эти женщины приняли ислам. Пусть пожинают плоды своего отречения, пусть оценят последствия своего поступка.

Может быть, в глубине души я сочувствую этим заблудшим, но считаю, что Россия должна, прежде всего, заботиться о своих гражданах - не попирать их права, оказывать помощь. Сколько здесь неимущих, страдающих, а государство будет заниматься чужими гражданами…

Если бы я полюбила представителя другой расы, иноверца, то подавила бы это чувство.

Когда-то я побывала в Турции, в Каппадокии, на родине Святой Нины, в честь которой крещена. Здесь эта подвижница родилась в семье римского военачальника. Я сочла своим долгом посетить её родной край. Помню, одета я была в длинное платье – точнее, льняной сарафан до пят и была с покрытой головой - в шляпке. Турки относились ко мне с уважением, обращались: «ханум». Тут же гуляли стайки русских девушек, одетых очень откровенно - в шортах, почти обнажённые. Их турки с ироническими улыбками называли: «наташи» - к сожалению, хорошее христианское имя стало синонимом слова «проститутка». Так они ведут себя.

Да, некоторые турки женятся на русских, но и это не радует. Как-то ехала в поезде с бывшей россиянкой, женой турка. Женщина была холёной, модно одетой, в дорогих украшениях. Она рассказывала о том, как много времени уделяет уходу за собой, посещает косметологов, делает каждую неделю маникюр, педикюр - что не могла себе позволить в России. С ней была маленькая девочка - тёмненькая, не знающая русского языка. Её дочь.

Таким образом, наша нация размывается, мы теряем породу. Вспоминаю, каких славянских красавиц видела в Пскове – стройные, светловолосые. У них правильные черты лица, высокий лоб, длинная шея. Но таких всё меньше.

У меня есть стихотворение: «Что ж вы замуж за чужих вышли, доченьки?..»

Понимаю, что некоторые русские женщины сбежали в Турцию от нищеты. В поисках беззаботной обеспеченной жизни. Но чем она обернётся теперь?..

Мы проживём и без этого, не оставим Россию, а Господь не оставит нас.

P.S. На десятках форумов, посвящённых Турции, есть разделы «Турецкая любовь», а в разделах - множество тем с рассказами о коротких курортных романах. Бывает, темы посвящены персонально мужчинам, коварным соблазнителям, многие из которых поматросили и бросили.

Вот типичный случай, рассказывает молодая учительница: «Юсуф так хотел быть только со мной! Говорил: люблю, не мучай меня, мне только ты нужна, мне никто больше не нужен, выпрашивал ответной реакции. Залез в душу, и я сдалась.

Тут и началось самое интересное. Случились у него якобы какие-то проблемы с законом. Но есть спасение - заплатить штраф, 2300 долларов. Изводил меня каждый день, умолял помочь, выпрашивал, клялся, что все вернет, что он не кинет, честный... Давил на то, что у него дочь без матери растет и отца теперь долго не увидит. Говорил: ты же любишь меня, помоги, ты должна меня понять...

Слава богу, мне в банке в кредите отказали. Я так переживала, что не могу помочь. В итоге он все решил, ему кто-то одолжил... Позже выпрашивал планшет на день рождения, ему он "для работы нужен был очень-очень"...

Узнала я всю правду месяца через три. Написала мне девушка, которая ему и деньгами, как оказалось, тогда помогла и планшет привезла. Юсуф все в долг просил, обещал ей все вернуть, говорил, что это святой долг мужчины.

В общем, он ее также на чувства разводил, правда говорил, что просто разведен, а не вдовец... Она приезжала к нему в Турцию и узнала, что он на самом деле женат, жена его жива-здорова, финансовое положение у него тяжелое, вот он так и разводит дурочек, в доверие втирается, а потом использует, играя на человеческой доброте и чувствах.

Вы даже не представляете, что было со мной... нервный срыв... попала в больницу... тяжело пережила обман».

Или «Я со своим познакомилась в Кемере. Тоже говорил, что любит, и вдруг я узнала, что беременна. Он сказал, что не хочет детей, но я не сделала аборт и теперь у меня малышка, ей уже пять месяцев. А этот козел не верит, что она от него!».

Такое впечатление, что существует своеобразная психологическая зависимость - туркомания русских женщин. Сотни, тысячи едут за тридевять земель спать с турками.

Но что теперь делать с теми бывшими соотечественницами, кто не был покинут и обманут, а наоборот – узаконил отношения? Как поступать российским дипломатам в Турции, если к ним в посольство станут сбегаться такие особы в платках с маленькими турчатами, и просить спасти и вывезти на бывшую Родину? Я лично думаю, что нужно защищать и вывозить, если обстановка ещё больше осложнится. Ведь сейчас принято утверждать: русские своих не бросают…

Нина Васильевна Карташева

Карташева Нина Васильевна (р. 1.01.1953), русская поэтесса. Тематика ее стихов определяется твердой православно-патриотической позицией и глубоким осознанием русской национальной идеи. Инициатор и ведущая Вечеров русской духовной культуры в Международном Славянском центре (с 1993), музее К. Васильева (с 1999). Автор поэтических сборников “Стихи из России” (Австралия, Мельбурн, 1991), “Чистый образ” (1993), “Имперские ряды” (1996).

Карташёва Нина Васильевна - поэт.

Отец - из рода князей Оболенских, мать - из крестьян. Предки Карташёвой подверглись репрессиям: бабушка-дворянка, княгиня Н.И.Оболенская-Кейкунатова, вернувшись из Харбина с репатриантами, провела 8 лет в лагерях, др. бабушка, крестьянка с Псковщины, была раскулачена и выслана на Урал в 1929; дед расстрелян красными, другой - умер в ссылке. Отец - фронтовик, удостоен двух орденов Славы. Мать рано умерла, и Карташёва воспитывалась бабушками, которые открыто исповедовали православие, с детства приобщили Карташёву к вере, церковному певческому искусству, поэзии акафистов.

В 1967 переехала в Ленинград, где окончила музыкально-педагогическое училище; в 1971 поселилась в Подмосковье, работала преподавателем в детской музыкальной школе, пианисткой в Московском камерном оркестре. Живет в г.Менделеев Московской обл.

Стихи пишет с 6 лет. Толчком к публикации произведений послужили перемены в стране: «Когда началась перестройка, переменилось отношение к Церкви, я загорелась верой, что уцелевшая Святая Русь, верующие русские православные люди, священники, иерархи вернут народ в лоно Церкви. Но, увы... лукавство и подмена еще более усилились» (Автобиография // Архив Отдела новейшей лит-ры ИРЛИ). Карташёву, убежденную в том, что «православие - не тема, а состояние души», не удовлетворяли появлявшиеся тогда произведения «на церковную тему», и по благословению духовного отца она начала печататься.

Первая публикация - стихи в журнале «Наш современник» (1990. №9).

В 1991 попечением поэтессы А.Ф.Кузьминской (1898-1992) в Мельбурне вышла первая книга «Стихи из России». Затем в течение 10 лет вышли еще 6 поэтических сборников Карташёвой, среди которых «Чистый образ» (1993), «Имперские розы» (1996), «Порфира и виссон» (2000; включает около 700 стих.), «Слава России!» (2001).

Член СП России с 1993. Инициатор и ведущая литературно-музыкальных вечеров русской духовной культуры «Слово во славу» в Международном Славянском центре (с 1993), музее К.Васильева (с 1999). Карташёва определяет себя как поэта православно-патриотической и монархической направленности. Следствием такой открытой самоидентификации Карташёвой стала полярность критических оценок: если Ст.Рассадин определил ее творчество как «черносотенный лом, прикрытый хоругвью», то М.Лобанов, Ст.Куняев, Вл.Солоухин, В.Крупин дали высокие оценки ее стихам, а «Русский вестник» назвал Карташёву «выдающейся русской поэтессой современности» (2000. №39-40).

В предисловии к книге «Чистый образ» Ст.Куняев так определил место Карташёва в современной поэзии: «Нина Карташёва принесла, как драгоценную влагу в ладонях... истовую веру в Россию... чистую любовь к измученному, оболганному, но живому народу своему... В эпоху распада жизни и поэзии, ядовитой рефлексии, разрушающей поэтическое слово... встретишься с душой, исполненной цельной, звенящей силы самопожертвования, милосердия и духовного героизма» (С.8).

Гражданская поэзия Карташёва - обличение неправды, призыв к противодействию силам зла. Стихотворения Карташёвой, которые звучат как набат во время бедствия, свойственны определенность позиции, отсутствие полутонов, плакатность. Публицистичность и лапидарность некоторых формул превращают их в лозунги: «Воюй. Мечом, крестом и словом» (Порфира и виссон. М., 2000. С.97. Далее, если не оговорено специально, цитируется это издание). В стихах проступает миросознание воина - участника ожесточенной вселенской битвы зла и добра. Базовые нравственные ценности поэзии Карташёва - честь, доблесть, верность: «Сколько горя вокруг! Век двадцатый добил / Честь и Доблесть по-подлому в спину» (С.80). По убеждению поэтессы, «самое нужное сейчас в России - благородство», необходимы «рыцарство духа, своя русская элита, аристократия <...>. Не будет этого, все распродадут: и совесть, и Родину, и нацию» (Православная Русь. 2002. №9. С.12).

Поэтический идеал Карташёва - православное рыцарство, в ее поэзии присутствует культ воина, готового к смертной битве, или юноши, сражающегося крестом и мечом, дарящего «имперские розы» своей воинственной вдохновительнице: «И отроку вручить старинный меч, / И научить быть русским до кончины» («От гнева задыхаться и дрожать...». С.35). Лирическая героиня Карташёвой ждет от мужчины подвига и самопожертвования: «Слагаю гимны: побеждай! / Умри и доблестно и смело!» (С.21); обращается к защитнику: «Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье» (С.13); «...Последний цел патрон? / Так отомсти! Хоть одному, как воин» (Сб. «Слава России!». С.83). Переклички с блоковским циклом «На поле Куликовом» особенно явственны в стих. «Рассвет»: «Очнись, опомнись! Перед кем ты пал? / И на кого ты Родину оставил? / Рассвет. Час просветления настал. / Молись теперь, чтоб Бог твой меч прославил» (С.14). Исполненные «горечи и злости» обращения к противнику (например, в стихотворении «От Бога за убийство отлученные...». С.77) восходят к традициям гражданской лирики А.Пушкина («Клеветникам России»), М.Лермонтова («Опять, народные витии...»), Н.Языкова («К ненашим»).

Идеально-романтические образы воинов существуют в книгах Карташёвой лишь как надежда, совр. реальность порождает разочарование: «Я каюсь за народ, что он не поднял меч!» («Не победить врага в бою земном...»). Карташёва не прощает безволия и расслабленности, предательства своего рода, своей крови. В окружающей действительности с горечью наблюдает мелкий, изверившийся, циничный люд: «Мальчишка! Лгун! авантюрист, артист...» (Слава России! С.107). Размышления о всеобщей продажности, проникшей и в людские души, и в искусство, и даже в церковь («На рынке все, стихи и красота, / И храм с торговлей Божьей благодатью. / Смеются над святынею Креста, / Прильнув устами скверными к распятью». С.684), сопрягаются с темой лукавого оборотничества: «Подмена. Имя Бога всуе. / Без веры праздничный тропарь» (С. 103).

Народ в поэзии Карташёва предстает не только покорным, но и покорившимся, не только униженным, но и охотно устремляющимся к низменным грехам. Одно из самых горьких стихотворений Карташёвой - «Побежденные»: «Мы давно безнадежны / и столь же равно бесполезны, / пустота в наших душах заблудших зияет... Мы не Русью Святою, / а даже Россией не стали» (С.125). Сострадание соплеменникам («Все предали тебя - и власть, и армия...») сменяется хлестким обличением в трусости и безвольности: «Трус выжидает, выживает. / Смиренный вид, лукавый вздох. / Молчит. А Божий глас взывает: / Молчаньем предается Бог!» («Лбы расшибаются о стены...». С.683).

Надежда на воскрешение страны еще не оставляет поэта, но во многих стихах актуализирована ситуация смерти России («После смерти Родины власть чужая в силе»). Лирическая героиня, униженная и бесправная в нынешнем отечестве, ощущает себя гражданкой «Родины небесной - Вечной России» («После смерти...»). Одно из самых сильных стихотворений Карташёвой открывается трагической метафорой: «Моя могила - Родина моя». Замученный, убитый, исчезнувший с лица земли, некогда великий народ существует уже в какой-то иной, метафизической реальности: «Мы после смерти стали крепче стали...» (С.109).

Личный комфорт, душевный покой, чувственные удовольствия приносятся лирической героиней в жертву высшим идеалам. Карташёва утверждает святость венчанного брака, принимая супруга как «единственного, данного на век» и оглядываясь на пройденный вместе путь, когда «все пережито - радости, невзгоды... / Все так же чист венчальный мой покров» («Не каждая на век за мужа выйдет...»). Тем не менее стремление хранить заповеди христианской веры сопрягается с живыми движениями человеческой души, иногда страстными и греховными, которым героиня Карташёвой то противостоит («Четки тихонько возьму / Нет, я не выйду к нему» - «Ветер с твоей стороны...». С.587), то готова безвольно подчиниться. Многие стихи овеяны грустью и тоской по несбывшемуся, Карташёва вспоминает тайные влюбленности, несостоявшиеся «романы», перешедшие в «романсы». Порой лирическая героиня Карташёвой признается: «Золотое кольцо ношу, / Хоть я счастлива не по любви» (С. 663), и сквозь внешнюю бесстрастность прорывается сдержанный стон: «Пусти меня! Забыть наш мертвый брак... Святая скука и могильный мрак / Домашний быт, незначащие речи» (С.515). Иногда она предстает лукаво-остроумной, гордой девушкой - кавалер покинул фигуристку ради хоккея и тут же слышит приговор: «Я это все тебе зачту / Моих коньков дамасской сталью: / Я подвожу по льду черту / И подпись с росчерками ставлю!» (С.668).

В «огнеопальной» поэзии Карташёва есть и стихи, наполненные чистой радостью бытия («Морозный скрип походки быстрой...», С.124) и тихие, умиротворенные картины природы («Радость лета. Сладость меда. / Зной цветы раззолотил»). В них нередко оживают лермонтовские образы и настроения: «Когда моей душе дано прозренье, / Когда светло струится благодать...» (С.578), «Полуночи окно. Звезда. Печаль» (С.243) и др. Миро-сознание поэтессы отчетливо теоцентрично: просветленные душевные состояния связаны, как правило, с переживанием православных праздников, созерцанием святынь, а красота тварного бытия побуждает героиню к благодарной молитве Творцу.

Свое творчество Карташёва определяет как служение - «нести людям простое православное слово», «открывать мир Божьего чуда, молитвы и радости православной веры» (Православная Русь. 2002. №9. С.11), суть его выражена Карташёва в поэтических строках: «Я так жалею бедных и безгласных, / Я так жалею темных и скупых. / Дай силы, Господи, в словах Твоих прекрасных / Согреть замученные души их» («Когда моей душе дано прозренье...»). Мощная экспрессия стихов Карташёвой сочетается с песенным началом («русская певунья с негромким, но чистым голосом» - Тростников В. Н.- С.6). Многие стихотворения Карташёвой переложены на музыку: романсы Ю. и Е.Клепаловых, песни В.Филатовой, Ю.Звездного, В.Захарченко, А.Дудника.

Карташёва перевела с немецкого стихи баронессы Матильды фон Визендок (возлюбленной Р.Вагнера); автор нескольких рассказов и эссе («Родное», «Смелей, Алеша, смелей!», «Не забывай: мы - русские!» и др.), главной темой которых является бытие православного человека в совр. мире.

Карташёва - член правления Международного фонда славянской письменности и культуры, Православной Русской академии, центрального совета движения «Россия Православная», член бюро московского отделения СП России. Лауреат премий журнала «Наш современник» (1991), «Москва» (1996), удостоена Пушкинской медали (1999), медалей Государя Императора Николая II Александровича (2002) и «За гражданское мужество».

А.М.Любомудров

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 161-164.

Далее читайте:

Русские писатели и поэты (биографический справочник).

Сочинения:

Чистый образ: Книга стихотворений. М., 1992;

Имперские розы: стихотворения. М., 1996;

Вместо собственного некролога: Почти святочный рассказ // Литературный Зеленоград. М., 1997;

Великая княжна Мария // Русский паломник. 1997. №15;

Порфира и Виссон: Лирика. М., 2000;

Отцы // Русский вестник. 2001. №29-30;

Слава России!: Стихи. М., 2001.

Литература:

Хочется пастырей видеть героями: Интервью с поэтессой // Встреча. М., 1997. №2;

Нина Карташева: «Злу всегда дам сдачи» / беседовал с поэтессой Е.Прошин // Сельская жизнь. 2002. №16. 7-13 марта;

Душа не может быть атеисткой... / беседовала с поэтессой А.Рохлина // Община XXI век. 2003. №5(30);

Тростников В.И. Русская певунья // Карташева Н. Слава России! М., 2001. С.3-8;

Беседа с православной поэтессой Ниной Карташевой // Православная Русь. Джорданвилль. 2002. №9. 1/14 мая. С.10-13.